Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным
Шрифт:
Подобно показательным процессам, «кулацкая операция» позволила Сталину пережить заново конец 1920-х – начало 1930-х годов – тот период, когда он был особенно политически уязвим, но на этот раз с предсказуемыми последствиями. Бывшие политические оппоненты, которые ассоциировались с политическими дебатами вокруг вопроса коллективизации, были физически уничтожены. То же самое произошло с «кулаками», представлявшими момент массового сопротивления коллективизации. Так же, как убийство партийной верхушки подтвердило преемственность Сталина от Ленина, так и убийство «кулаков» подтверждало его интерпретацию ленинской политики. Если коллективизация привела к массовому голоду, то виноваты в этом были сами голодающие, а также иностранные разведки, которые все это и устроили. Если в результате коллективизации возникло чувство недовольства среди населения, то виноваты в этом тоже были сами пострадавшие, а также их иностранные спонсоры. Именно потому, что сталинская политика была такой катастрофичной, для ее защиты требовалась такая искаженная логика и массовые уничтожения. Когда эти меры были приняты, их можно было преподнести как вердикт истории [165] .
165
Пастернак
Но даже когда Сталин представлял свою политику как неизбежную, он отходил (никогда того не признавая) от марксизма, который позволял руководителям дискутировать о будущем и претендовать на его знание. Поскольку марксизм был наукой истории, его естественной средой была экономика, а предметом ее исследования – социальный класс. Даже исходя из самых грубых ленинских интерпретаций марксизма, люди противились революции из-за своего классового происхождения. Но при сталинизме кое-что изменилось; обычные заботы государственной безопасности внедрились в марксистскую риторику и изменили ее до неузнаваемости. Обвиняемые на показательных процессах якобы предали Советский Союз иноземным державам. Согласно обвинениям, их борьба была классовой только в самом непрямом и ослабленном смысле: они якобы были пособниками государств, которые представляли собой империалистические государства, окружившие родину социализма.
Хотя «кулацкая операция» была, на первый взгляд, классовым террором, убийства были иногда направлены, как в Советской Украине, против «националистов». И здесь тоже сталинизм внедрял нечто новое. В ленинской версии марксизма разные национальности должны были принять советский проект по мере того, как их социальное продвижение совпадало с построением Советского государства. Поэтому крестьянский вопрос с самого начала был связан с национальным вопросом в позитивном смысле: люди, перешедшие из крестьянства в рабочий класс, духовенство или интеллигенцию, должны были обрести национальную сознательность как верные советские граждане. Теперь же, при Сталине, крестьянский вопрос был соединен с национальным вопросом в негативном смысле. Обретение украинским крестьянством украинской национальной сознательности представляло опасность. Другие, меньшие по численности национальные меньшинства были даже более опасными. Большинство жертв Приказа № 00447 по Советской Украине были украинцы, но среди жертв насчитывалось и непропорционально большое число поляков. Здесь связь между классом и национальностью была, возможно, выражена наиболее ярко. В одной из стенограмм офицеры НКВД говорили: «Если поляк – то всегда “кулак”» [166] .
166
Гурьянов А. Е. Обзор советских репрессивных кампаний против поляков и польских граждан // Поляки и русские: Взаимопонимание и взаимонепонимание / Под ред. Липатова А.В. и Шайтанова И.О. – Москва: Индрик, 2000. – С. 202.
* * *
Нацистский террор 1936–1938 годов проходил приблизительно в том же ключе: обычно карали членов политически обозначенных социальных групп за то, кем они были, а не наказывали отдельных людей за то, что они совершили. Для нацистов самой важной категорией были «асоциалы» – группы людей, которые, как считалось (а иногда так оно и было в действительности), противились нацистскому мировоззрению. К ним относились гомосексуалы, бродяги, те, кого считали алкоголиками и наркоманами, а также те, кто не желал работать. К ним также относились Свидетели Иеговы, которые отвергали нацистское мировоззрение намного откровеннее, чем другие христиане Германии. Нацистское руководство считало таких людей хоть по расе и немцами, но немцами испорченными, а следовательно, их нужно было исправлять путем тюремного заключения и наказания. Подобно советскому НКВД, немецкая полиция в 1937-м и 1938 годах проводила организованные рейды в областях, пытаясь выполнить установленные квоты на поимку определенных слоев населения. Они тоже часто перевыполняли эти квоты в страстном стремлении доказать начальству свою преданность и приятно удивить его. Однако результат арестов был другим: почти всегда тюрьма и очень редко – расстрел [167] .
167
Goeschel C., Wachsmann N. Introduction. – Pp. 26–27. Возможно, от пяти до пятнадцати тысяч человек отправили в лагеря за гомосексуализм, из них около половины умерли до окончания Второй мировой войны (см.: Evans R.J. The Third Reich at War. – New York: Penguin, 2009. – P. 535).
Нацистские репрессии против неугодных социальных групп требовали создания сети немецких концентрационных лагерей. К лагерям Дахау и Лихтенберг (оба были созданы в 1933 году) добавились Заксенхаузен (1936), Бухенвальд (1937) и Флоссенберг (1938). По сравнению с ГУЛАГом, эти пять лагерей были достаточно скромными. Если в конце 1938 года количество советских граждан, содержащихся в советских концлагерях и на спецпоселениях, составляло более миллиона человек, то немецких граждан в немецких концлагерях было около двадцати тысяч. Если принять во внимание разницу в численности населения, советская система концлагерей того времени была примерно в двадцать пять раз больше немецкой [168] .
168
Goeschel C., Wachsmann N. Introduction. – Pp. 4, 20, 21, 27; Evans R.J. The Third Reich in Power. – P. 87. О качающемся маятнике национальной политики очень хорошо сформулировано в книге: Martin T. Affirmative Action Empire. – Ithaca: Cornell University Press, 2001.
Советский террор на этот момент был не только гораздо более масштабным, он был несравнимо более смертельным. Ничто в гитлеровской Германии
169
О 267 приговорах в нацистской Германии см.: Evans R.J. The Third Reich in Power. – Pp. 69–70.
После чистки руководящего состава и утверждения своей власти над ключевыми государственными институтами как Сталин, так и Гитлер продолжали проводить социальные репрессии в 1937 и 1938 годах. Но «кулацкая операция» – это еще был не весь Большой террор. Ее можно рассматривать (или, по крайней мере, представлять) как классовую войну. Но даже когда Советский Союз убивал классовых врагов, он в то же время убивал и врагов этнических.
К концу 1930-х годов гитлеровский режим национал-социализма уже был хорошо известен своим расизмом и антисемитизмом, но именно сталинский Советский Союз провел первые кампании уничтожения внутренних национальных врагов.
Раздел 3. Национальный террор
Представителей национальных меньшинств «нужно поставить на колени и застрелить, как бешеных собак». Эти слова, отражающие дух национальных операций сталинского Большого террора, принадлежат не офицеру СС, а одному из лидеров Коммунистической партии. В 1937-м и 1938 годах были расстреляны четверть миллиона советских граждан фактически за их этническую принадлежность. Пятилетки должны были продвинуть Советский Союз вперед по пути процветания национальных культур при социализме. На деле же в конце 1930-х годов Советский Союз был землей беспрецедентных национальных гонений. Даже когда Народный фронт представлял Советский Союз родиной толерантности, Сталин распорядился о массовом уничтожении нескольких советских национальных групп. Самыми преследуемыми европейскими национальными меньшинствами во второй половине 1930-х годов были не около четырехсот тысяч немецких евреев (их количество уменьшалось из-за эмиграции), а около шестисот тысяч советских поляков (их количество уменьшалось из-за казней) [170] .
170
Отличный анализ национальных операций см.: Martin T. The Origins of Soviet Ethnic Cleansing // Journal of Modern History. – 1998. – № 70 (4). – Pp. 813–861. Цит.: Jansen M., Petrov N. Stalin’s Loyal Executioner. – P. 96. См. также: Baberowski J. Der rote Terror. – P. 198.
Сталин был пионером в области национальных массовых уничтожений, а поляки – жертвой, преобладающей среди всех других советских национальных групп. На польское нацменьшинство, как и на «кулаков», возложили ответственность за провал коллективизации. Объяснение было придумано во время самого голода 1933 года, а затем использовано во время Большого террора 1937-го и 1938 годов. В 1933 году руководитель Украинского НКВД, Всеволод Балицкий, объяснял массовый голод провокацией шпионской сети, которую он назвал «Польской военной организацией». По словам Балицкого, эта Польская военная организация внедрилась в украинскую ветвь Коммунистической партии и поддерживала украинских и польских националистов, которые срывали сбор урожая, а затем использовали тела умерших от голода украинских крестьян в целях антисоветской пропаганды. Этим якобы было вдохновлено создание националистической Украинской военной организации – двойника, выполнявшего такую же подрывную деятельность и разделявшего с поляками ответственность за голод [171] .
171
Детальнее про польский вопрос см.: Snyder T. Sketches from a Secret War. – Pp. 115–132.
Это была вдохновленная историческими фактами выдумка. Польской военной организации в 1930-х годах не существовало – ни в Советской Украине, ни где-либо еще. Она действительно существовала, но во время большевистско-польской войны 1919–1920 годов как разведгруппа Польской армии. Польская военная организация была раскрыта «Чека» и прекратила свое существование в 1921 году. Балицкий знал историю, поскольку сам принимал участие в раскрытии и уничтожении Польской военной организации. В 1930-х годах польские шпионы не играли никакой политической роли в Советской Украине. У них не хватало возможностей играть такую роль даже в 1930-м и 1931 годах, когда СССР был особенно уязвим и когда поляки все еще могли засылать агентов за границу. У них не было намерения вмешиваться после советско-польского договора о ненападении, подписанного в январе 1932 года. После голодомора они растеряли остатки уверенности относительно собственной способности понять советскую систему, а тем более – изменить ее. Польских шпионов шокировал наступивший массовый голод, и они не могли определиться с ответными действиями. Именно потому, что реальной угрозы от Польши в 1933 году не исходило, Балицкий мог манипулировать символом польского шпионажа по своему усмотрению. Это было проявлением типичного сталинизма: всегда было легче использовать гипотетические действия несуществующей «организации» [172] .
172
Snyder T. Sketches from a Secret War. – Pp. 115–116. Идея о Польской военной организации, видимо, возникла в 1929 году, когда советский агент был назначен ответственным за комиссию по безопасности Коммунистической партии Польши – см.: Stro'nski H. Represje stalinizmu wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie w latach 1929–1939. – P. 210.