Кровавый разлом
Шрифт:
Отец убит. Дочь смертельно больна, и спасти ее может только операция, которую никто не решается делать.
Он лежал в постели еще с час, пытаясь уснуть, но сдался, встал и приготовил завтрак, все время косясь на телефон. Но телефон молчал.
Пер, ни о чем не думая, дождался восьми часов — надо было позвонить в похоронное бюро, в банк и пастору в церкви, где должна была состояться церемония прощания.
Потом он долго сидел у окна с ощущением, что вот-вот что-то должно произойти. Но ничего не происходило. Он с трудом нашел свой вопросник — тот лежал почему-то в бакалейном шкафу. Сам он, наверное, его туда и сунул. А может быть, Джерри.
Звонить куда-то он был не в силах, поэтому решил сжульничать и стал заполнять анкеты самолично. Сначала дело шло туго, к тому же его мучили угрызения совести, но потом оказалось, что это совсем не трудно — представить, что творится в голове у человека, случайно увидевшего рекламу мыла. Некоторые, как, например, «Петер из Карлстада» и «Кристина из Уппсалы», были совершенно уверены, что они обязательно купят это мыло. Они были убеждены, что именно это мыло придаст смысл всей их жизни.
Если бы Пер чувствовал себя получше, он бы прыснул.
И к тому же дело шло намного быстрее — за несколько часов он заполнил столько формуляров, сколько не заполнил бы и за три дня, если бы и в самом деле обзванивал всех этих любителей помыться с мылом. И ночные страхи начали понемногу забываться. С чего он решил, что пришла его очередь? Что Маркус Люкас теперь начнет охоту за ним?
Он зашел в спальню отца и осмотрелся. Здесь о Джерри ничего не напоминало. Даже запах табака исчез. Пара старых фланелевых брюк, переброшенных через спинку стула, и портфель на кровати.
Пер открыл его — вдруг там что-то важное? — но, кроме старых номеров «Вавилона», в портфеле лежали только таблетки от гипертонии и два ручных эспандера — очевидно, врачи советовали отцу заниматься гимнастикой для кистей, но Пер никогда не видел, чтобы Джерри ими пользовался.
Он открыл журнал и начал его листать. На бесчисленных улыбающихся и неумело изображающих похоть девиц он не обращал внимания, искал только мужчин, под фото которых было написано: «Маркус Люкас». Лица ни на одном из снимков не было, все фото были сделаны либо со спины, либо голова вообще отсутствовала, только торс и нижняя часть тела с внушительным и безотказно эрегированным членом. Он попытался определить возраст — наверное, около тридцати. Пер посмотрел на обложку — журнал двенадцатилетней давности. Значит, сейчас ему, скорее всего, за сорок.
Он нашел снимок, где виден был затылок Маркуса Люкаса, и попытался представить его за рулем машины. Неужели это и есть убийца его отца?
Вдруг он увидел на одном из снимков чью-то руку, указывающую на совокупляющуюся пару. Раньше он ее не замечал. На руке было двое часов — металлические и золотые.
Это была рука Джерри. Пер долго смотрел на нее, не двигаясь с места.
Вечером в понедельник было два звонка. Сначала позвонил корреспондент вечерней газеты — он каким-то образом пронюхал про смерть «короля порно» и узнал, что у почившего «короля» есть сын. Он слышал, что Джерри погиб при «загадочных обстоятельствах», и начал без остановки задавать вопросы, но Джерри его прервал:
— Звоните в полицию.
— А вы, значит, унаследовали порноимперию и собираетесь продолжать?
— Никакой империи давно нет, — сказал Пер и положил трубку.
Потом позвонила Марика:
— Как ты себя чувствуешь, Пер?
В ее голосе ему послышалось искреннее участие.
— Как чувствую, так чувствую, — коротко сказал он, — мне очень жаль, что я мало был с Ниллой в эти дни. Теперь будет по-иному.
Марика, похоже, пропустила его слова мимо ушей.
— У меня есть новости.
— Хорошие или плохие?
— Хорошие, — сказала она неуверенно. — Сосудистый хирург из Лунда берется оперировать. То ли приятель, то ли сокурсник Стенхаммара. Он считает, что это, как он выразился, «интересная задача», и хочет попытаться удалить опухоль.
Попытаться, мысленно повторил Пер, и где-то под ложечкой у него начал расти тяжелый холодный шар.
— Хорошо…
— Он ничего не может гарантировать. Стенхаммар повторил это несколько раз.
В некоторых африканских странах дети мрут, как мухи, подумал Пер. Как мухи…
— Ты сомневаешься?
— Я не сомневаюсь, Марика. Я тревожусь.
— И я тоже… но у меня есть Георг… Хочешь, чтобы Йеспер приехал и пожил у тебя несколько дней?
— Нет, — сказал Пер. — Пусть пока остается у тебя.
Он посмотрел на свое отражение в темном кухонном окне — усталые, испуганные глаза. Нет, Йесперу не надо сюда приезжать. Пока он не справится с троллем, Йесперу сюда приезжать не надо.
47
Пришло время цветения, с удовольствием подумал Герлоф. Подснежники, маки, ночные фиалки… А потом дойдет очередь и до сирени.
Свежий и теплый весенний день, до мая еще неделя. Земля, тонким слоем покрывающая каменную громаду острова, была еще влажной, но высыхала прямо на глазах, и он чувствовал по особому запаху в воздухе, как испаряются огромные лужи талой воды в альваре. Всего за пару недель газон в саду превратился из блекло-желтого в изумрудно-зеленый и с каждым днем становился все гуще и зеленее.
Весна кончается, и через несколько недель начнется лето.
«Весна на Эланде бурная и короткая», — вычитал он где-то. Герлоф был очень рад, что ему на этот раз удалось пронаблюдать весну от первых робких признаков до расцвета — причем не просто пронаблюдать, а пронаблюдать, можно сказать, из первого ряда партера, а не из-за тройных стеклопакетов Марнесхеммета.
Стояла сладостная весенняя тишина. Он вытащил в сад еще один стул — на тот случай, если кто-то его навестит, но пока никто не появлялся. Йон Хагман поехал в Боргхольм — сын задумал перекрасить кухню, а Астрид Линдер еще не вернулась из Испании. Эту неделю в Стенвике было почти совсем пусто, но Герлоф видел, что старый «сааб» Пера Мернера стоит во дворе.
Это хорошо. Герлоф надеялся, что Пер к нему зайдет. Ему не особенно нравилась богатенькая компания с вилл, но с Пером было приятно поговорить.