Кровная месть
Шрифт:
— Я потому приехал, — начал он, — что в прокуратуре теперь буду появляться не часто.
— Что такое? — насторожился я. — Тебя от нас забирают?
— Временно, — сказал Костя. — Я сам на себя накликал. В общем, организована президентская комиссия для противодействия пропаганде Суда Народной Совести. Именно об этом я там в четверг и разговаривал.
— С Президентом? — восхитился я.
— Нет, но с его ближайшими помощниками. Это команда, которая вырабатывает все его решения. Очень серьезные люди, хотя и молодежь.
— Значит,
— Не совсем.
— Что значит — не совсем?
— Они согласны со мной, что речь идет о промывке мозгов, что кто-то пытается спустить на нас лавину, но они считают эту проблему лишь одной среди многих. Я даже подумал, что они знают об этом больше, чем я сам.
— Интересный вариант, — кивнул я.
Он покосился на меня с иронией, отметая тем самым мои подозрения.
— Я имею в виду, что они тоже наблюдают за ситуацией и делают выводы.
— А я имею в виду, — сказал я, — что уровень организации очень высокий. В прежние времена это мог быть только комитет. Ну а в нынешние...
Я многозначительно промолчал.
— Отставить, — буркнул Меркулов. — Ты человек прошлой эпохи, Саша. Ты никак не избавишься от подозрительности в отношении правительственных кругов. Тебе трудно понять, что к власти пришли другие люди.
— Почему же, я это прекрасно понимаю. Они связно говорят, научились лучезарно улыбаться, и может, даже полны самых светлых идеалов. Но власть есть власть, Костя. Это как радиоактивность. Ходишь, радуешься жизни, а она накапливается. Очнулся, а ты уже инвалид.
— Какой ты сегодня мрачный, Турецкий,— вздохнул Меркулов.
Он всегда реагировал так или подобным образом на все мои сентенции по поводу власти и номенклатуры. Сам являясь элементом этой власти, этой новой номенклатуры, он наверное не мог поступать иначе. Я вдруг подумал, что эта конспиративная комиссия для Кости может стать ступенью к посту генерального прокурора.
— Так что же они сказали? Меркулов пожал плечами.
— Сначала они меня долго проверяли. Интересовались политическими симпатиями и связями. Это был темный момент в нашей беседе.
— Как ты на них вышел?
— Написал письмо прямо Президенту с моими мыслями о Суде Народной Совести. Я так или иначе связан с людьми, близкими к аппарату Президента, как тебе известно.
— По-моему, вы и лично с ним встречались, — напомнил я.
— Это уже давно забыто, — вздохнул Меркулов. — Другая эпоха. Так вот, я изложил им все мои мысли о том, что речь идет о социальной провокации, что в деле чувствуется опытная организация, что они наступают неотвратимо, потому что мы ничего не делаем в этом плане. Я предложил ряд мероприятий, о которых думал в последнее время. Хватит фантазировать, давайте рассуждать реально. Ведь речь идет не о народных заступниках, это лишь очередной виток борьбы за власть. Значит, и разоблачать их надо как авантюристов и обманщиков.
— Хорошая идея, — согласился я. — Только даже я могу ее оспорить. Все твои разоблачения вполне покрываются гранатой Дюка. Уж он-то никого не обманывал, он вышел на бой и славно погиб. Конечно, когда во всем разберемся, мы выясним, что и эта сцена была подстроена, но заявлять это сейчас невозможно.
Он задумчиво кивнул.
— В том-то и дело. Нужны дела, а не слова. Нужно внедряться.
— Это ты умно придумал,— сказал я с иронией.— У Грязнова уже наготове с десяток оперативников для внедрения. Если бы был хоть один канал!
— Короче, они рассуждали похоже,— кивнул Меркулов. — Дескать, вы прокурор, вам и карты в руки. Воюйте.
— Правильно рассуждали.
— Да неправильно это! — с досадой воскликнул Меркулов. — Для этой войны нужна не только прокуратура, нужны люди, газеты, средства... Потому что скоро начнутся акции, рожденные уже не планом организации, а стихийным порывом одиночек. У нас накапливается огромная масса безработных, их только направь.
— А самое страшное, что и я, и ты их прекрасно понимаем. Это зло рождено вовсе не Судом Народной Совести, Костя.
Он посмотрел на меня долгим и внимательным взглядом.
— Ты давно так изменился? — спросил он.
— Это не я изменился, — с горечью сказал я. — Это ты изменился. Так что тебе еще сказали светочи новой политики?
Некоторое время он молчал.
— Пришел Анохин, — сказал он. — Один из ближайших соратников Президента, помощник по безопасности. Он и изменил ситуацию. Президент тоже обеспокоен ростками терроризма и ждет от нашего совещания реальных предложений. Тогда и было решено создать закрытую комиссию для противодействия разлагающей идеологии. Средства на комиссию пойдут из президентского фонда. Отчет только перед Президентом.
— Ну а чем вы там будете заниматься?
– спросил я недоуменно.— Контролировать работу правоохранительных органов?
— Нет, речь идет о контрпропагандистской работе, — ответил Меркулов. — Создание общественного мнения, обратного идеям Народной Совести.
— Разве это твоя профессия? — спросил я с сожалением.
— Что делать, если никто больше не хочет этим заниматься.
— И ты ясно чувствуешь необходимость такой работы?
— Да! — воскликнул он. — Ясно чувствую. Саша, ты тоже попал под их вредное влияние! Ты чудовищно романтизируешь этих бездушных убийц, тайно восхищаешься ими. Очнись! Кучка замшелых партократов пытается раскрутить новый виток классовой ненависти! Тебе это надо?
Я закурил еще одну сигарету.
— Но это такая профанация, — сказал я. — Теперь ты будешь мелькать в президиумах на собраниях общественности, где одни и те же люди будут говорить одни и те же слова об опасности пробуждения стихии.
— Собраний не предполагается, — с достоинством отозвался он.
— А что предполагается?
— Проблемные статьи, передачи телевидения, использование элементов народной пропаганды... Я имею в виду анекдоты, слухи. Предполагаются даже встречные акции.