Круг земной
Шрифт:
– Как смеешь ты, смерд… – зашипел он.
– То есть, почтенный Бревальд, – перебила его баронесса, – вы всё же видите в нём смертного?
– Либо нежить, либо наглый простолюдин, – вызывающе ответил старик, – конец для него один…
– Я поняла вас, уважаемый. Но для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?
Мудрые, вспомнил Родрик. Уитенагемот. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог
– Почтенный Хорхе… – сказала баронесса.
Старик остановился. Те двое тотчас его оставили и, кланяясь, задом попятились в стороны.
– В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого вреда своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени…
– Ближе к делу, дядюшка…
Хорхе гневливо стукнул клюкой по полу. Руки его дрожали от старости. Тут же рядом возник другой уитан, совсем молодой, Родрикова возраста, не старше, с остренькой аккуратно подстриженной бородкой, и едва заметно поклонился в сторону помоста.
– Многоуважаемый Хорхе хочет сказать, что власти диавола имеется предел, ибо если бы предела этого не было бы поставлено, ничто не могло бы помешать ему поработить тела и души правоверных. Опыт и знания показывают, что в наших силах постичь смысл и сущность этих пределов и найти способы их использования для защиты от козней нечистого. Как сказано в «Муравейнике» святого Нидера, самый простой из них состоит в учинении внешних препятствий отродьям Виловым, ибо, как известно, взятые под стражу истинно верующими, оборотни теряют искусство своего превращения, однако стоит лишь ослабить бдительность либо усомниться в способности веры самим фактом своего наличия противостоять ухищрениям…
У баронессы сделался такой вид, словно в рот ей попала ложка соли, а вокруг одно приличное общество.
– Ледмар, я прекрасно поняла, что имеет в виду многоуважаемый Хорхе. Можно сколько угодно рассуждать о способах защиты от тех существ, но, как мне помнится, Орден до сих пор не особенно преуспел в этом.
– Но, ваша милость…
Баронесса нахмурилась.
– Достаточно. До тех пор, пока не доказана дьявольская сущность этого… человека, это пустое. Я хочу услышать мнение всего уитенагемота.
– Тот, кто не в граде божьем, не может быть сюда допущен, – прокаркал Хорхе, – ибо всё, что оттуда – суть от тёмного!
Старик воздел руку с клюкой к потолку и хрипло завыл:
– Изыди, злой дух, полный кривды беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, черный демон; изыди, дух ереси, исчадие Гленкиддираха, приговорённый к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания…
Хорхе закашлялся, согнувшись в три погибели. Баронесса бесстрастно наблюдала за его корчами.
– Ледмар, – сказала она, – будь любезен, проводи преподобного. И дай отвару.
Ледмар подскочил к старику и услужливо подхватил его под локоть. Тот выдернул руку, но послушно поплёлся к дверям, останавливаясь через шаг, потрясая клюкой и одышливо зудя:
– …изыди, злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого; изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения; изыди, враг правды и жизни; изыди, источник несчастий и раздоров; изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней; изыди, лакей Вила, привратник царства мучений; изыди, лжец коварный, поганый, зачумленный…
Баронесса проводила Хорхе взглядом, едва заметно покачав головой.
– Почтенный Бревальд?..
– Такого не случалось уж много зим! – тут же откликнулся старик с цепью на шее. – Моё слово – нет! Мы должны оберегать свою паству!
– Почтенный Титла?
Дородный мужчина с красным лицом поклонился. Он единственный из уитанов был не в рясе. Тучное тело едва не внатяжку обтягивал кожаный камзол, зашнурованный по бокам. На роскошном поясе висел кинжал в богато разукрашенных ножнах.
– На моей памяти из Топи ни разу никто не появлялся с добрыми намерениями, – прогудел он. – Но этот… – он небрежно мотнул головой в сторону Родрика, – не похож на тех, кого я видел.
Он подошёл к Родрику, тяжело дыша и тряся пивным животом. Титла был его выше на полголовы, с тёмными глазами, в которых не было ни грана страха. С крючковатым носом и причёской, которая в других обстоятельствах Родрика бы позабавила: было похоже, что на его голову надели маленький горшок, а потом отстригли всё, что торчало снаружи. Черты его лица, однако, были таковы, что смеяться хотелось меньше всего. На шее уитана болталась толстенная, в три пальца, золотая цепь. Титла склонил голову, сверля взглядом.
– Я бы… понаблюдал, – закончил он. – В конце концов, ни одна тварь из мяса и костей не устоит перед добрым топором.
Баронесса кинула.
– Почтенный Сигерд?
Только сейчас Родрик заметил того монаха. Он стоял возле одного из столбов, наполовину в тени. Сигерд вышел на середину залы, а за ним, будто собачонка на привязи – Эирлис. Волосы у неё были растрёпаны.
– Как известно, – негромко произнёс монах, – порождениям Вила неведома истина, ибо сама их суть неистинна. Белое они всегда назовут чёрным.
Стоявший в двух шагах почтенный Бревальд усмехнулся.
– Как можем мы определить, лжёт ли этот… пришелец?
Вместо ответа Сигерд повернулся к Родрику.
– Скажи, незнакомец. И скажи так, чтобы мы тебе поверили.
Родрик, лихорадочно соображая, набрал в грудь воздуха.
– Клянусь именами Эогабала, отца всего сущего, и праматери Боанн, что я тот, за кого себя выдаю, и пусть истинные боги поразят меня лютой смертью, если в моих словах есть хоть доля неправды.
Сигерд кивнул.