Круг земной
Шрифт:
– Я наблюдал за этим человеком два дня, – сказал он, – и если никому из круга земного не дано попасть в царство Вила, сохранив свою человеческую сущность, то равным образом тёмный мир не сможет принять истинно верующего, и отторгнет его. Такого действительно не случалось уже давно, но давно – не значит никогда, и эта девочка, – Сигерд вытолкнул вперед Эирлис, – тому доказательство. Мы все знаем историю её матери. Она была ребёнком, когда появилась здесь, и только это спасло её от поспешной расправы. Тогда господь уберёг нас от ошибки, но не стоит искушать его терпение повторно.
По залу будто пронёсся ветерок. Люди шептали и оглядывались.
– Эирлис, – приказал он, – говори.
Девушка огляделась как затравленный зверёк. И вдруг подскочила к тому мужчине, который держал цепь, прикреплённую к ошейнику Родрика.
– Отдай, – глухо сказала она. Тот от неожиданности выпустил цепь. – Я, Эирлис, дочь Тедгара и Уны, по древнему обычаю пробной ночи первой заявляю права на этого мужчину, и пусть гнев праматери Боанн падёт на того, кто посмеет отобрать его у меня.
– Суккубы и инкубы! – выкрикнул Бревальд. Он воздел руки, вытаращенными глазами оглядывая собравшихся. –Древние боги суть демоны, а эти двое – их посланники. Пришелец и дочь пришелицы! Ваша милость, опомнитесь!
Баронесса сидела, задумчиво насупив брови. В зале воцарилось молчание. Наконец, она встала, аккуратно расправила платье.
– Перед всем добрым народом Кадвана ответь, незнакомец: согласен ли ты?
– Я… – Родрик, вспомнив наставление Эирлис, решительно кивнул. – Да, я согласен.
– Да будет так. Снимите с него кандалы. Девушка, ты можешь его забрать. Но… с одним условием. Незнакомец, кто бы ты ни был, до следующей зимы я жду тебя в Ладлоу.
Баронесса развернулась и, подобрав юбки и ни на кого не глядя, направилась к дверям. Эирлис зыркнула на Родрика.
– Пошли, – сказала она.
Глава 5. Очищение
Эирлис шла, гордо задрав подбородок, а Родрик – за ней, чувствуя себя только что проданной и купленной скотиной.
– Может, избавишь меня от этой штуковины? – буркнул он. Кандалы с него сняли, но ошейник продолжал натирать шею.
Она глянула через плечо.
– Нет. На ней знаки святые, и преподобный сказал, что не раньше завтрашнего вечера. Я тебе верю, но он говорит – лучше поберечься. Там, откуда ты пришёл, скверны много.
– А что будет завтрашним вечером? – Родрик старался не смотреть по сторонам. Люди стояли настороженно, переговаривались, зыркали глазами, но, слава богам, вроде никто не думал тыкать в него своими рогатинами.
– Сам увидишь. Но ты не бойся. – Она беззаботно тряхнула головой. – Я тебя защищу.
Родрик закатил очи и мысленно витиевато выругался. Они свернули в проулок, тёмный и узкий, с глухими стенами домов и чавкающей под ногами грязью. Улица была мёртвой, без окон, без дверей, заваленной всяческим мусором. Небо светлой полоской извивалось между черепичными крышами. Родрик крякнул, когда какая-то вывеска – откуда она здесь взялась? – больно треснула его по лбу.
– Куда мы идём?
– Домой.
– Домой? – Родрик задумался. – Кстати, а что это значит – обычай пробной ночи?
– У нас мало мужчин. Но любая девушка, которая видит свободного мужчину, на которого ещё никто не заявил прав, может узнать, достоин ли он стать отцом её детей. Только женщинам дано это видеть. Но, конечно, если он сам согласен. И только в Аонгусову ночь.
– Я не готов становиться мужем, – промычал Родрик.
– Не трусь, – смешливо фыркнула Эирлис. – Такой взрослый дяденька, а девушек боится. То, что сторхи сказали, что ты мне предназначен, вовсе не означает, что для этого дела. Зачем – дадут знак, когда время придёт. А о пробной ночи я просто так сказала, чтобы тебя вызволить. Так что не надейся – спать будешь отдельно.
– И на этом спасибо.
Родрик пожал плечами. О жене-то, действительно, думать рановато: он же солдат, а в таких делах баба – только обуза, но девчонка правда хороша. Быстроглазая, быстроногая. И… дело не только в том, что обуза. Ещё сидючи в подземелье под Круглым домом, он пытался отогнать от себя одно наваждение. Но оно навязчиво заползало в его голову, стоило только прикрыть глаза.
Давным-давно, в Лонхенбурге, когда сам Родрик был ещё от горшка два вершка, соседская дочка, чуть его постарше, с шевелюрой из ярко-рыжих пружинок, угостила его яблоком, а на следующий день – ещё одним. Родрик смутно помнил, как она смеялась, весело закидывая голову назад, как он в поисках приключений таскался за ней собачонкой, как они вместе нагишом плескались в реке и брызгались водой. А вскоре приключения сами нашли её: однажды поутру к соседскому дому пришли стражники и забрали её отца. Потом он видел, как её мать просила подаяния на улице, а потом была зима и чума, и та девочка умерла. Родрик плакал горько, размазывая слёзы по грязным щекам, и смотрел, как люди в чёрном погрузили завёрнутое в тряпки худенькое тельце на телегу и увезли, оставив её мать лежащей на пороге.
У Эирлис волосы, правда, немного другие: такие же густые, но цвета тёмной меди, длинные и волнистые. Или не другие, а совсем такие же? Лицо той девочки, скрытое пеленой времени, на мгновение вынырнуло из тумана, показав такие же, как у Эирлис, большие глаза и остренький подбородок. Родрик тряхнул головой, развеивая морок. Будто нырнул куда-то на двадцать лет назад, и она снова пришла, веселая, смеющаяся, и с яблоком в руках.
Проулок внезапно кончился; последние дома почти упирались в высокий частокол из необструганных брёвен.
– Алун, открывай! – крикнула Эирлис.
В частоколе обнаружилась дверца; возле неё на чурбаке сидел бородатый мужчина в видавшем виды кожаном колете, и дремал, опершись на копьё.
– Ишь ты, рыжая! – встрепенулся он. – Неужто получилось?
– А то! – озорно откликнулась девушка. – Я ж говорила: от своего не отступлюсь.
– И то дело, – кивнул бородач. – Я тоже сразу сказал: не похож он на лесных. Как зовут тебя, парень?
– Родрик.
– Давай, Родрик, как время будет, заходи, поболтаем. Эль у меня отличный, сам варю. Мой дом на Смоляной улице, с глазами, там один такой, не ошибёшься.