Над землей повисло небо —Просто воздух;И зажглись на небе звезды —Миф и небыль,След вселенского пожара,Свет летучий…Но закрыли звезды тучи —Сгустки пара.Слышишь чей-то стон и шепот?Это ветер.Что осталось нам на свете?Только опыт.Нам осталась непокорностьЗаблужденью,Нам остался вечный поиск —Дух сомненья.А еще осталась вераВ миф и небыль.В то, что наша атмосфера —Это небо,Что космические искры —Это звезды…Нам остались наши мысли —Свет и воздух.— Доктор
Фауст, хватит философийИ давайте говорить всерьез! —Мефистофель повернулся в профиль,Чтобы резче обозначить хвост.Все темнее становилась темень,За окном неслышно притаясь.За окном невидимое времяУносило жизнь — за часом час.И в старинном кресле, неподвиженБлизоруко щурился на светДоктор Фауст, маг и чернокнижник,Утомленный старый человек.— Все проходит и пройдет бесследно,И на время нечего пенять.Доктор Фауст, люди слишком смертны,Чтоб законы вечности понять.Не берите лишнего разбега,Пожалейте ваше естество!Что такое наша жизнь, коллега?Химия — и больше ничего! —Что он хочет, этот бес нечистый,Этот полудемон, полушут?— Не ищите, Фауст, вечных истин,Истины к добру не приведут.Лучше отдыхайте, пейте кофе… —Исчерпав словесный свой запас,Мефистофель передвинул профиль,Чтоб яснее обозначить фас.
КВАЗИМОДО
Сколько стоит душа?Ни гроша…Хороша,Но выходит из моды…И живет на земле, не греша,Золотая душа — Квазимодо.Он живет, неприметен и сер,В этом мире комфорта и лоска,В этом веке, где каждый нервОбнажен, как Венера Милосская.Не коря ни людей, ни судьбу,Красоты молчаливый свидетель,Тащит он на своем горбуНепосильную ей добродетель.
ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Человек простой и неученый,Всей душой хозяина любя,Пятница поверил в Робинзона,Робинзон уверовал в себя.Он уверовал в свое началоИ в свои особые права.И — впервые слово прозвучало.Робинзон произносил слова.Первое пока еще несмело,Но смелей и тверже всякий раз,Потому что, став превыше дела,Слово превращается в приказ.И оно становится законом,Преступать который — смертный грех.Пятница — свободный человек,Но он хочет верить в Робинзона.
МУШКЕТЕРЫ
Бражники, задиры, смельчаки,Словом, — настоящие мужчины…Молодеют в зале старики,Женщины вздыхают беспричинно.Горбятся почтенные отцы:Их мечты — увы! — не так богаты.Им бы хоть бы раз свести концыНе клинков, а собственной зарплаты.Но зовет их дивная страна,Распрямляет согнутые спины, —Потому что женщина, женаХочет рядом чувствовать мужчину.Бой окончен. Выпито вино.Мир чудесный скрылся за экраном.Женщины выходят из кино.Каждая уходит с д'Артаньяном.
СКУПЫЕ РЫЦАРИ
Скупые рыцари не пьют шеломом ДонуИ не пытают ратную судьбу.Скупые рыцари, не выходя из дома,Ведут свою смертельную борьбу.И пыль на их дорогах не клубится,На башнях их не выставлен дозор.Трепещут занавески на бойницах.Ковры на стенах умиляют взор.И — вечный бой.То явный бой, то скрытый —За этот дом, за службу, за семью.За каждый грамм налаженного быта,Добытого в нерыцарском бою.И все же рыцарь — по натуре рыцарь.И по ночам, наедине с собой,Они не спят, и им покой не снится,А снится самый настоящий бой.Но не пробить им собственные стены,Воды донской шеломом не испить.Привычных уз мечом не разрубить —Не вырваться из собственного плена.
ПАНУРГ
Всем
известно — кому из прочитанных книг,А кому просто так, понаслышке, сторонкой,Как бродяга Панург, весельчак и шутник,Утопил всех баранов купца Индюшонка.После торгов недолгих с надменным купцомОн купил вожака, не скупясь на расходы.И свалил его за борт. И дело с концом.И все стадо послушно попрыгало в воду.Ну и зрелище было! И часто потомОбсуждал этот случай Панург за стаканом.И смеялся философ, тряся животом,Вспоминая, как падали в воду бараны.Но одно позабыл он, одно умолчал,Об одном он не вспомнил в застольных беседах:Как в едином порыве тогда сгорячаЧуть не прыгнул он сам за баранами следом.Он, придумавший этот веселенький трюк,Испытал на себе эти адские муки,Когда ноги несут и, цепляясь за крюк,Не способны сдержать их разумные руки.Когда знаешь и веришь, что ты не баран,А что ты человек и к тому же философ…Но разумные руки немеют от ран,От жестоких сомнений и горьких вопросов.А теперь он смеется, бродяга хмельной,А теперь он хохочет до слез, до упаду…Но, однако, спешит обойти стороной,Если встретит случайно на улице стадо.
ФИГАРО
— Где Фигаро?— Он только что был здесь.— Где Фигаро?— Он там еще как будто.— Где Фигаро?— Он есть.— Где Фигаро?— Он здесь,Он будет здесь с минуты на минуту.Ах, этот Фигаро! Ему недаром честь.Поможет каждому и каждому услужит.Жаль, что он там, когда он нужен здесь,И здесь тогда, когда он здесь не нужен.
СЛОВО,
провозглашенное одним поэтом в тесной компании
в честь другого поэта, смелого и бескомпромиссного
Сирано де Бержерака, известного особенно широко
по пьесе третьего поэта — Эдмона Ростана
Беспощадный Сирано,Стань приятным Все Равно,Посмотри на вещи проще и шире.И не суй свой длинный носНи в один чужой вопрос,Разбирайся, где свои, где чужие.И костюм смени, поэт,Слишком ярко ты одет.Мы сегодня по-другому одеты.Может, это серо, — ноТы оценишь, Сирано,Пользу этого неброского цвета.Наливайте, сэр, вино,С вами выпьет Сирано,Хоть ублюдок вы, подлец и скотина,Хоть ничтожество и мразь,Подходите не стыдясь:Разве это, чтоб не выпить, причина?
ТОРЖЕСТВО ПОБЕДИТЕЛЯ
Ну какие тут нужны слова?Не мечтая о другой победе,Унтер-офицерская вдоваВысекла себя — на страх соседям.И пошла по городу молва,От которой сникли все мужчины:Унтер-офицерская вдова —Автор небывалого почина.А она сечет себя, сечет,Вдохновенно, истово и гордо…Снег ложится…Солнышко печет…Без работы ходят держиморды.
МОЛЧАЛИНЫ
Молчалину невмоготу молчать,Лакействовать, чужих собачек гладить.Невмоготу с начальниками ладить,На подчиненных кулаком стучать.В нем тайно совершается процесс,Невидимый, но давний и упорный.Сейчас он встанет, выразит протест,Оспорит все, что почитал бесспорным.Куда там Чацкому, герою громких фраз,Которые достаточно звучали!Но ждите, слушайте, настанет час,Придет пора — заговорит Молчалин!Нет, не придет…Он знает их тщету —Всех этих фраз, геройства и бравады.Молчалину молчать невмоготу,Но он смолчит, минуя все преграды.И будет завтра так же, как вчера,Держать свое бунтарство под запретом.Когда со сцены уходить пора,Молчаливым не подают карету.