Круги от камушка
Шрифт:
– Ну… И что?
«Странный взгляд… как это назвать-то? изучающий? оценивающий, вот. Даже нет… больше… раздевающий? Что он хочет?»
– Повернись. Медленно.
Как загипнотизированная, Нелли переступает босыми ногами, разворачиваясь к взгляду спиной. «Стыдно как. С чего бы? Я же одета. А как будто нет. Вот ведь. Надо же было ему трусы показывать. Дура.»
– Хорошо. Сядь теперь. На мое кресло можешь.
Нелька устраивается в кресле, одернув юбку и тщательно сдвинув ноги. Усевшийся на край стола Ринат некоторое время выжидает,
– Слушай, Рыжая. Не пэребивай. Перебьешь – пойдешь домой, сразу же. Дослушаешь до конца – не пожалеэшь. Поняла?
Нерешительный, с задержкой кивок.
– Я тебе предлагаю сделать фотосессию для жюрнала. Эротического жюрнала. Естественно, голой. Падажди, не дергайся! Сиди, я сказал! Сяадь!!
«Вот это взгляд… как он это делает? Бедная Динго, это он ее каждый день такими кирпичами лупит? То-то она по струночке ходит…»
Нелька вжимается в спинку кресла, не в силах отвести глаз от лица Рината.
– Смотри сюда. За соло-сессию обычно платят штуку. Баксов, естественно. За тебя могут отвалить и две, и три. У тебя лицо редкое, и сама красивая очень. Так что, скажем, три. Это если соло.
В глазах девушки возникает смутное свечение: в глубине за ними явно идет работа по пересчету курсов.
– Дальше. За двойную сессию – например, ты с сестрой – каждой отваливают в полтора раза. То есть каждой где-то по четыре-пять, будем считать.
Свечение разгорается и гаснет, разгорается и гаснет. Ринат пытается на секунду представить, какая бешеная борьба сейчас идет в душе одноклассницы… наверно, как у него когда-то, когда Гера Седой впервые предложил пойти «на дело». Весело девочке. А сейчас будет еще веселее.
– Еще дальше. Это все было – просто сниматься, ну там, в обнимку. За нормальную лесби-сессию ставка двойная, но могут дать и две с половиной, и три. Зависит от качества. Чем натуральней и красивей, тем больше бабок.
Губы девушки чуть слышно выдыхают что-то вроде «нифигассе». Да, дурочка наивная, училкой ты таких бабосов за всю жизнь не заработаешь. А девки квартиры в Москве покупают за полгода ленивых съемок…
– Короче. С одной лесби-сессии у вас будет штук двадцать на двоих. Пол-лимона рублей. Этого вам уже хватит на первое время. Так?
Нелли машинально кивает, потом спохватывается и начинает мотать головой. Ничего-ничего, сейчас я тебя…
– А теперь дальше слушай. За съемку беременной девушки, да еще несовершеннолетней («ну и глазища, ахуеть!!»), спокойно дадут и десять штук, и больше. Я твою сестру видел, за нее можно будет тысяч пятнадцать срубить. Красотка, вах! Если ты к ней еще прижиматься будешь – двадцать будет минимум, реально больше. Это вам еще год. За пару дней съемок.
Нелька, кажется, не в себе: ее начинает заметно трясти. «Так, пора заканчивать. Сейчас успокою – и буду отпаивать.»
– Только имей в виду: сама в это дело соваться даже не вздумай! Снимут, опубликуют, и не заплатят ни хера. Еще и в интернете выложат. А могут вообще изнасиловать,
– Ты свихнулась, Неля?!
– Не ори, Кать…
– Да че «не ори»? Дура! Ты че, всерьез? Ты мне предлагаешь… в порно сниматься?!
– Это ты дура! Залетчица хренова! Кому тут деньги нужны срочно? Мне?
– Блядь, да не настолько срочно! Не, ну ты вообще. Даже не думай, короче. Я не такая.
Нелька вдруг замолкла и с интересом принялась разглядывать сестру. Та нервно оглядела себя, ничего интересного не обнаружила, и снова воззрилась на все еще изучающую ее Нельку:
– Че уставилась?
– Да вот… пытаюсь понять, как в тебе это помещается. Такая худая вроде…
– Че помещается? Че ты гонишь?
Старшая засмеялась с неожиданным облегчением:
– Чего? Умница и дура, шлюха и монашка – и все в одном теле. Смешная ты, Катюха.
Катька глядела исподлобья, сжав зубы: ждала продолжения. Нелька перестала смеяться и пояснила:
– Кать, ты в школе под лестницей трахалась, в классах на партах. В подъездах пацанам отсасывала, еще до Тика. Сама рассказывала. Втроем со мной и с ним сколько раз уже была. Скажи, пожалуйста, а какая ты, собственно? Честная блядь, так это называется? Ебаться можно, а сниматься нельзя?
У девчонки на глаза навернулись злые слезы. «Нет уж», – раздраженно подумала Нелли, – «жалости ты от меня сегодня не дождешься.» Вслух она продолжала:
– Короче, Кать, хватит выпендриваться. Я тебе объяснила насчет денег. Взять их негде, а без них ты сдохнешь, вместе с ребенком. Мать этого не переживет. Так что выбирай: или я тебя волоку принудительно на аборт, или ты соглашаешься сниматься. В первом случае ты, кажется, обещала повеситься, во втором получаешь, что хотела, плюс угрызения совести. Которой у тебя нет, впрочем… И вот что: если ты откажешься – я все равно сама пойду. Только мне придется уже всерьез, по-настоящему трахаться, иначе и смысла нет.
Катька, наконец, разрыдалась. Нелька едва сумела подавить импульс – броситься, утешить… Сидела, как каменная, и смотрела на плачущую сестру. Мыслей не было, внутри что-то похрустывало, как сминаемая фольга от шоколадки.
Когда затихли всхлипывания, воцарилось молчание. Минут через пять сквозь него пророс тихий, покорный голос Катьки:
– Ладно. Согласна. Какая разница теперь…
На ушко:
– Расслабься, Катюш. Не бойся. Забудь про них.