Круги по воде
Шрифт:
Человек щёлкнул пальцами. Вульф ловким движением подбил барона сзади под коленки, бросив на пол, одновременно прихватывая за руку и принявшись её выкручивать.
– А теперь я повторю свой вопрос – зачем вы здесь, господин барон?
Тот замычал, мотая головой, вцепляясь пальцами свободной руки в ворс ковра.
Человек встал, подошёл, глядя, как барон елозит лбом по ковру.
– Если хотите, чтобы вас поняли, говорите членораздельно.
Тот, глотнув воздуху, сипло сказал:
– Я сказал, что он больше времени проводит под юбкой у своей девки, чем занимается делами.
– Кто он?
– Леонел. Пожалуйста, пусть он перестанет.
– Продолжайте, Вульф. Что ещё?
– Я делал всё для него, я старался. А он вышвырнул меня, как шелудивого пса. Сказал, чтобы я убирался. Из-за этой девки.
Человек щёлкнул пальцами.
– Отпустите его, Вульф. – И сказал, глядя, как барон, сидя на ковре, смаргивает набежавшие слёзы, растирая помятую кисть:
– Вот теперь я вам верю.
Прошёл к креслу, уселся, закинул ногу на ногу:
– Вы хотели бы отомстить?
– Да, - хрипло ответил барон, - да, я хочу этого.
Капрал с мальчишкой играли в кости. Капрал собрал фишки в широкую ладонь, потряс, хитро глядя в веснушчатое лицо:
– Ну, давай, делай ставку.
Тот шмыгнул носом, наученный горьким опытом, и глядя с недоверием на руки капрала.
– Чему ты учишь ребёнка, Рой? – сказал барон, оглядывая с порога простую комнатку, которую им выделили.
– А что мы ему, родня? – удивился капрал.
– Вы обедали, ваша милость? Если хотите, у нас тут много чего есть – как вы и обещали, накормили до отвала.
– Спасибо, Рой, я уже наелся, - тот прошёл к столу, посмотрел на выпавшие фишки.
– А что у вас с рукой?
Барон усмехнулся.
– Учился вилку держать.
Взял в руку фишки, подержал немного, небрежно бросил, разжав пальцы. Потёртые от частого употребления костяшки прокатились по столу.
– Он выиграл! – пискнул мальчишка, показывая чумазым пальцем на выпавшее число.
– Цыц! – сказал капрал, тоже глядя на стол. – Это не считается. Господин барон просто так бросил. Правда, ваша милость?
– Правда, Рой.
Леонел задумчиво тронул пальцем шахматную фигуру, морща нос.
– Вы будете ещё думать, Ваше величество? – спросил с улыбкой отец Бители. С другого края доски стояло совсем немного фигур, взятых противником. Зато с его стороны сошедшие с поля битвы теснились нестройной толпой.
Тот вздохнул, двинул фигуру.
– Пожалуй, вот так.
Священник хмыкнул, погладил короткую, широкую бороду. Аккуратно поставил двумя пальцами фигуру:
– Шах и мат.
Леонел зафыркал, откидываясь в кресле.
– Мне сегодня не везёт. Надеюсь, в следующий раз я вас обыграю.
– Разумеется, Ваше величество, такая возможность существует.
Леонел сказал задумчиво, глядя на священника:
– Вот за что я ценю вас, отец Бители, это за то, что вы один из немногих, кто не боится говорить мне правду.
– Я тоже ценю вас, Ваше величество. За то, что вы эту правду хотите слышать. Только вот говорящих её в последнее время стало меньше. А я лишился своего любимого противника.
– Вы говорите о бароне Эверте? – хмуро спросил Леонел.
– Да. И я могу сказать вам, что я лишился не только сильного противника и интересного собеседника. Я упустил возможность наставить на путь истинный этого заблудшего человека.
– Как это?
– Признаюсь вам, Ваше величество, в грехе, который я совершил в своей гордыне. Очевидно, я слишком суетен и нетерпелив. В последний раз, когда мы с господином бароном имели удовольствие играть за этим столом, мы поспорили. Если выиграю я, господин барон придёт ко мне на исповедь. Он признался, что уже очень давно не исповедовался.
– А если выиграет он? – с любопытством спросил его величество.
Священник смутился. Погладив бороду, сказал извиняющимся тоном:
– Позвольте мне не вдаваться в подробности. Во всяком случае, я пообещал, что, со своей стороны, не стану давить на господина барона в вопросах веры. Я был слишком самонадеян.
– И кто выиграл?
– Он. Но с обещанием дать мне отыграться. И вот теперь этой возможности может уже и не представится.
– Да, - сказал Леонел, глядя в доску. – Может быть.
– Ну что же, по крайней мере, он обещал, что мы обязательно сыграем ещё. Если посчастливится.
На голубятне ворковали, шурша перьями распущенных хвостов и стуча лапками, почтовые голуби. Больше сонную тишину просторного чердака ничто не нарушало. Где-то далеко внизу слышались звуки отдаваемых новобранцам команд и топот по плацу множества ног, обутых в добротные башмаки. Косые лучи света падали на пол, освещая недавно выметенные доски.
Человек, открыв дверь, оглядел голубятню, и, осторожно двигаясь, прошёл в самый её дальний угол. Там стояли старые, вышедшие из употребления клетки. Отодвинув несколько, забрался в образовавшийся проём, и открыл ветхую дверцу. За ней оказалось ещё одно помещение чердака – старая, заброшенная часть голубятни. Там у стены была ещё одна клетка, плетённая из лозы. И в ней тоже были голуби. Он аккуратно взял одного, погладил по головке и стройной шейке. Повозился с лапками. Потом прикрыл клетку, и, держа голубя в руке, подошёл к маленькому окошку. Высунул руку и разжал пальцы, подбросив птицу в воздух.
Глава 8
– Мы не можем допустить, чтобы нам перекрыли выход к южным портам, - посол с севера мягко прохаживался по узорчатому ковру, покрытому непривычными, слишком вычурными, на его взгляд, рисунками.
Остановился, заложив руки за спину, наклонил голову, сурово уставившись в одну точку яркого узора.
Его товарищ, потеребив рыжую бороду, скосил серые, окружённые ранними морщинами, глаза в сторону двери:
– Этот новый король не дурак. Он это прекрасно понимает.