Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Площадь Тайберн, которая кормила и вознесла меня на вершину славы, наделила меня и наивысшим счастьем — любовью.
Моя почтенная хозяйка, миссис Скуик, которая вдовствовала пятнадцать лет после безвременной кончины мужа, обратила свое благосклонное внимание на меня, отвергнув других претендентов на ее руку.
Я помогал ей за прилавком в дни, когда долг не призывал меня на площадь. Я быстро наловчился мерить толстый шотландский драп, мягкое принстонское полотно, тафту, сатин, газ, штофные французские ткани.
Иногда благородные дамы, желавшие подчеркнуть блеск туалетов, спрашивали, что им лучше к лицу, серебряная или золотая сетка, вытканная с зелеными либо с вишневыми нитками. Они требовали советов по поводу кисточек, жемчужных ожерелий, кошельков и муаровых браслетов, предназначенных для окончательной отделки туалетов.
И вскоре я прослыл не только остроумным палачом, но и человеком с отменным вкусом.
Дважды в месяц миссис Скуик запрягала в повозку кобылу Уипи и в сопровождении верного слуги, старика Ника Дью, отправлялась на ярмарку в Кингстон, Дептфорд, Саутворк либо в Сток-Ньюингтон. Во время ее многодневных поездок я замещал ее в лавочке и ни разу не ущемил интересов клиентов.
Ах, как прекрасен и памятен тот день, когда я предложил ей свою руку и имя, а она, порозовев от счастья, дала свое согласие.
В тот день я облачился в лучший костюм, завещанный уважаемым сэром Уэрлоу. Его украшали розочки из голубой ленты с оранжевыми нитями и серебряной бахромой; склонившись в глубоком поклоне, я поднес избраннице сердца букет пурпурных роз, за который заплатил новенькую серебряную крону садовнику сэра Виллоуби. На следующий день после официального сообщения о помолвке состоялось веселое празднество.
Утром я сварил в кипящем масле знаменитого фальшивомонетчика, с которым, перед тем как столкнуть его в котел, поделился своей радостью. И сей достойный клиент пожелал поздравить мою невесту, стоявшую у окна бельэтажа и учтиво ответившую на приветствие.
— Это принесет счастье, — сказал я себе.
И действительно, преступник перед смертью раскаялся в грехах столь искренне, что рассеял всяческие сомнения в спасении души. Убежден, что, пребывая среди избранных, он вспоминает о прекрасных манерах моей будущей супруги.
Помолвка поразила всех роскошью. Но с еще большей помпой прошло наше бракосочетание. Нас благословил капеллан Пиппи, а судья Брикноуз прислал собственный перевод трактата Цицерона «О пытках» с хвалебным автографом. Владелец таверны «Раскаявшийся грешник» изготовил паштет из тридцати двух индеек и двенадцати бутылок прекрасного испанского вина. Миффинс же ошеломил гостей, подав к десерту позорный столб из сахара и нуги в половину натуральной величины.
Некий оксфордский бакалавр произнес спич, последняя фраза которого навсегда врезалась в мою память:
— Сэр Бенджамин, в сей торжественный день Правосудие, чьим достойным и верным слугой вы являетесь, снимает с глаз повязку, чтобы с нежной улыбкой наблюдать за вашим счастьем. Оно кладет на чаши своих весов ароматные плоды апельсинового дерева и увивает свой меч розами и лавровыми ветками.
После наступления ночи площадь осветили сто восемьдесят лампионов, заправленных маслом, оставшимся после казни раскаявшегося фальшивомонетчика.
Как говорится в Священном Писании, сердце мое распустилось, словно роза, и благоухание этого чудесного цветка заполнило площадь Тайберн, свидетельницу моей удачи и счастья.
Через несколько месяцев после свадьбы заболел мой коллега, кингстонский палач Дик Уоллет, и попросил заменить его, дабы вздернуть на виселицу трех головорезов, бандитов из кровавой шайки «Ножи и топоры», наводившей ужас на окрестности.
Я не мог отказать в услуге старому приятелю, хотя день казни не устраивал меня.
Моя нежная супруга собиралась на дептфордскую ярмарку, и нам с тяжелым сердцем пришлось временно закрыть торговлю.
Наш отъезд задержался из-за опоздания охраны, шести солдат и сержанта, а потому мы тронулись в путь поздно вечером.
— Поедем кратчайшим путем, через Хэмптон, — сказал сержант. — Придется пересечь Башайский лес глубокой ночью, а у него дурная слава.
Я вздрогнул: логово банды «Ножи и топоры» находилось именно в этом густом и темном лесу с одной-единственной дорогой.
Но шесть солдат под командой сержанта — отличный конвой, с ним нечего бояться кровавых разбойников с большой дороги. Ночь была темной, хоть глаз выколи, а когда мы добрались до опушки зловещего леса, с соседних болот пополз густой туман.
После двух часов тяжелого пути сержант решил устроить привал.
— Готов поставить на кон недельное жалованье, если мы не заблудились в этом проклятом лесу! — проворчал он.
— Дорога сузилась, — заметил один из солдат. — Думаю, мы сбились с пути, и тропинка ведет прямо в сердце адского леса!
— Ба, — возразил я, пытаясь шутить, — если все дороги ведут в Рим, то они должны привести и в Кингстон.
После сих превосходных слов, подбодривших нас, мы снова пустились в путь.
— Еще час к тем двум, — проворчал сержант.
Вдруг шедший впереди солдат подбежал к нам.
— Туман расходится, и, кажется, меж деревьями мерцает огонек.
— «Ножи и топоры»! — испуганно прошептал кто-то.
— Тише! — приказал сержант. — Приготовить оружие. Если захватим Серебряную кошку, честь нам и хвала, а к тому же и денежки!
— Серебряную кошку? — переспросил я.
— Прозвище предводителя — вернее, дьяволицы, которая возглавляет банду. Да, мой дорогой мистер Типпс, это чудовище в юбках искусно владеет ножом и топором, убивает, режет и выпускает кишки бедным путешественникам, попавшим в ее сети.