Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Он выхватил длинное шило, которым собирался проткнуть щеки осужденной, но в этот миг меня осенила замечательная мысль.
Я призвала дух травки и устремила пристальный взгляд на Хандрингэма, Беснэча и тяжелые светлые косы девушки.
Косы немедленно взметнулись вверх, словно плети хлеща воздух и издавая сухие щелчки — ха-ха, меня разбирал смех! — потом оплели шеи судьи и палача.
Осужденная потеряла сознание, но косы держали крепко и трясли парочку, будто судья и палач были соломенными куклами, пока не удавили их.
— Чудо! Чудо!
В дело вмешалась
Не знаю, что с ней сталось: впрочем, это меня не интересует.
Стоял жаркий июньский день, когда на площади Тайберн собирались отрубить голову малышу Уинтерсету.
Скажу откровенно — я недолюбливала Уинтерсета. Ибо худшего висельника не было в квартале между Кингстоном и Тауэр-хилл. Прибегнув в тот день к колдовству, я не собиралась наказывать палача, которому предстояло отрубить столь отвратительную голову.
Но, будучи не в силах справиться с игривым настроением — я пила из серебряного кубка свежий камденский эль и наслаждалась вкуснейшим паштетом из жирных куропаток. Кроме того, под моими окнами расположился шут по прозвищу Чокнутая Ворона и до колик в селезенке рассмешил меня.
Столь хорошо начатый день требовал достойного завершения.
Уинтерсет смело взошел на эшафот, стал на колени и широкий меч палача обрушился на его шею.
— Клинг! — звякнуло дрожащее лезвие, и голова покатилась по настилу эшафота.
Но в тот же момент палач и два его помощника испуганно вскрикнули — Уинтерсет стоял по-прежнему на коленях… с головой на плечах!!!
К счастью, присутствующий на казни судья отличался редким здравым смыслом.
— Колдовство! — рявкнул он и приказал. — У него вновь отросла голова! Палач, исполняйте долг! Прикончите эту гидру!
Меч просвистел вновь, и с колоды скатилась вторая голова.
— Кол… — заикнулся судья.
Больше из его глотки не вырвалось ни звука, ибо он испугался, увидев на шее Уинтерсета крепко сидящую голову.
— Клинг! — голова отскочила в третий раз.
Палач с помощниками и судья кубарем скатились по лестнице, а Уинтерсет встал с колен и сказал:
— Хватит!
Но я недолюбливала Уинтерсета и не стала вызывать дух фунарии, когда три часа спустя его заживо сожгли на костре, обильно полив маслом и варом.
Увы! Даже самая лучшая жизнь надоедает.
Однажды я заставила одного висельника с затянутой на шее петлей два часа подряд трубить в рог.
Я раскидала полдюжины костров или заливала их водой, когда палач поджигал дрова.
Некого Твикенхэма должны были разорвать на части четыре мощных сассекских жеребца, но те внезапно обратились в голубок, и негодяй, воспользовавшись всеобщей сутолокой, скрылся с места казни.
Забавы пришлось прекратить, ибо Парламент собирался объявить площадь Тайберн непригодной для исполнения смертной казни, что лишило бы меня занимательного зрелища.
Я перестала мешать исполнению правосудия, но как-то с помощью фунарии на два дюйма удлинила носы всем обитателям Спайт-стрит.
Хотя по рассеянности забыла проделать ту же операцию с собственным носом, и была немедленно брошена в тюрьму по обвинению в преступной ворожбе. Как понимаете, задерживаться в темнице я не стала и сбежала, обернувшись мышкой…
Что за черт дернул меня за язык:
— Прекрасная и могущественная дама, вам не удастся повторить подвиг!
— Ошибаетесь, юный хвастун. Я еще не забыла заклинания. Раз!
Ее массивная фигура растаяла, как дым. Маленькая серая мышь вскарабкалась по канделябру и с видимым удовольствием принялась грызть жирные слезы свечей.
— Два! — взревел Кот Мурр, прыгнул вперед и в мгновение ока сожрал зловредную мышь.
— Мяу! — мяукнул мой компаньон и, облизнувшись, снова устроился у меня на коленях. — Ничего нового. Мой приятель Кот в сапогах уже проделывал такое.
Одиссея мистера Галлахера
— Галлахер, если вам угодно… Чарльз Галлахер…
Если когда-либо под небесными сводами жил столь ничтожный человечек, его, несомненно, звали Чарльз Галлахер.
Увидев это существо, я ощутил горячее желание раздавить каблуком сию мокрицу, смешать ее с землей, презрительно фыркнуть и бросить грязное ругательство в пасть ветру.
Тощий гном, от которого, наверное, несло кислятиной и прогорклым салом.
Какой дьявол раздобыл ему такую дурацкую шляпу, нахлобученную на голову?
Почему он завязал галстук, как Роберт Пил [2] ?
2
Английский политический деятель (1788–1850) (примеч. пер.).
Почему его голос напоминал одновременно треск сверчка и писк свирели?
— Чарльз Галлахер, к вашим услугам…
Представляясь, он покачивался на коротеньких ножках, словно его трясла лихорадка, но я сообразил, что он злоупотреблял крепкими напитками и крупно нарезанным нюхательным табаком, крошки которого пристали к его жилету в цветочек. Долг обязывает меня пересказать его отвратительную историю, но я приступаю к ней, ощущая презрение и отвращение.