Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Он грубо расхохотался и повернулся ко мне спиной.
— Сир, — вскричал я. — Вы ошибаетесь. Я… Урия Чикенхэд!
Он, не слушая меня, удалился, постукивая палкой в такт шагам.
В ту же неделю он скончался.
Я перебрался жить в Боро, где открыл бакалейную лавку.
Не помню а может, не знаю, кто дал мне большой кредит.
Меня не покидало ощущение, что в душе моей сталкиваются противоположные силы.
Я собирался написать на вывеске, висящей на фасаде дома: «Майе — Приправы — Вина, напитки, французская кухня».
А художник намалевал крупными разноцветными буквами: «Урия Чикенхэд — Бакалея».
Тщетно я представлялся клиентам, называя себя господином Майе, они с вежливым упрямством величали меня мистером Чикенхэдом, а поставщики, не обращая внимания на письма, подписанные именем Майе, присылали счета на имя Урии Чикенхэда.
Я — большой любитель произносить речи, а поскольку у прилавка слушателей всегда хватало, зычно восклицал: «Граждане!»
Я хотел восхвалять хартии и свободы, а с моих уст срывалось: «Гуталин Уоррен — самый лучший в мире!»
Во Франции я знавал красивого парня, бледного и нежного, как девушка. Его звали Альфред де Мюссе, и писал он милые стишки, которые до сих пор сидят у меня в памяти.
Бледная вечерняя звезда, Далекая посланница.Я стремился прочесть их людям, а из моей глотки вырывался клич разносчика:
Гуталин Уоррен так хорош, Что не нужно вам калош.Однажды какой-то пьянчужка распахнул дверь моей лавочки таким сильным ударом ноги, что оторвался звонок.
— Черт подери, клянусь Вальми! — воскликнул он, увидев меня. — Человечек Майе!
Я узнал мерзкую рожу Трошара.
— Боже! — с гневом вскричал я. — Вы ответите за грубость, бурдюк с прокисшим вином!
И схватил палку…
То есть… На самом деле я поклонился и пробормотал:
— Вы ошибаетесь, сэр, меня зовут Урия Чикенхэд.
И вместо того, чтобы преподать ему надлежащий урок палкой, угостил сигарой.
Такова история человечка Майе… нет, нет… Урии Чикенхэда…
— Месье Майе, — осведомился Кот Мурр, когда странное существо собиралось уйти в тень, — помните ли вы те жесты, которые проделал призрак Урии Чикенхэда в ту памятную ночь, когда ваши измерения слились?
Человечек почесал подбородок.
— Наверное… Это не так уж сложно.
Он начал извиваться, как кролик в руках живодера, переступал кривыми ножками, приседал и кланялся и… вдруг пропал.
В воздухе парил квадратик бумаги, на котором можно было различить краски и контуры злобной карикатуры.
Рисунок скользнул к очагу, и пламя пожрало его.
— Три! — вздохнул Кот Мурр.
Повествует шкипер…
У Чосера среди паломников был славный бородач, пропахший варом и пенькой, который внимательно слушал истории своих компаньонов, но сам слова не брал.
Моряку, как правило, есть, что рассказать удивительного людям, которые заперты в тесных горизонтах суши.
Перед нами вместо немногословного коллеги, затерявшегося в глубине веков, предстал другой моряк.
История его показалась нам странной и невероятной, хотя ее не наполняла магия дальних морей и неизвестных земель.
«Приключение частенько ходит на костылях, а в качестве судна выбирает кресло у жаркого комелька».
Розовый ужас
Сократ Бедси задумчиво покачал головой и сказал мне:
— Жаль, Бидди, что не уходишь с нами. Нет, нет, старина, никаких обещаний! Когда мы вернемся, тебя здесь не будет… Ты не первый, кого свели с ума эти проклятые каолиновые карьеры.
Гоорман, рулевой-фламандец, кивнул:
— Мы вчетвером доведем «Майского жука» от Фоуи до Роттердама с полным грузом фарфоровой глины. Судно не перегружено, ветер дует попутный, море спокойно. Ты не самый лучший моряк, Бидди, но образован, и твои рассказы помогали коротать долгие часы штиля и отлива. Ты поделился со мною знаниями о сухопутных вещах, что же касается моря… Не злись, что я частенько посмеивался, слушая тебя, но в морских делах ты разбираешься, как зебра, а бегаешь не так быстро…
Сократ Бедси, хозяин, пожал мне руку.
— Пора сниматься с якоря… Через пару часов надо покинуть бухту. Если хочешь прислушаться к совету не совсем глупого человека, повернись спиной к этому местечку, засыпанному рисовой пылью, и отправляйся на запад к Солсбери или на восток к Винчестеру.
Я ответил стихом, который справедливо или нет, считал принадлежащим перу Колриджа:
Мне путешествие не светит, Но скажет кто, куда сердечко метит?— Хватит, — сказал Гоорман, — когда ты начинаешь говорить, как шуты на день Святого Валентина, пора прощаться.
Целых пятнадцать месяцев я состоял членом экипажа небольшой шхуны «Майский жук», которая возила каолин из Фоуи и портландский цемент в Голландию и Бельгию. Капитан и его помощник неплохо относились ко мне, хотя мой послужной список был не ахти какой.
— Кстати, — посоветовал Сократ, — не стоит слишком много общаться со священником из Барнстэйпла. По-моему, этот человек из Северн…