Круглая Радуга
Шрифт:
– Гонит белиберду Успенского,– шепнула леди протискиваясь мимо, под руку с портовым грузчиком. Запахи дизельного топлива и духов Sous le Vent, смешавшись, струятся рядом пока они проходят. Джессика Свонлейк, цветущая девушка в форме рядовой ВТС, учуяв довоенные духи, взглянула вслед, фнн, наряд не меньше, чем гиней в 15 и целую кучу талонов сверху, наверное, из Харродс и на мне смотрелся б куда лучше, уж это точно. Леди, обернувшись вдруг, улыбается поверх плеча, ты так уверена? Боже, неужто она услыхала? Ну в таком-то месте почти наверняка.
Джессика стоит неподалёку от стола для сеанса с пригоршней дротиков дартс в ладони, которые бесцельно выдернула из доски на стене, голова наклонена чуть-чуть, над коричневым воротником виднеется ложбинка в её шее и верхние позвонки из-под прядей светло-каштановых волос ниспадающих вдоль её щёчек. Латунные тельца согретые её кровью, подрагивают в её ладони. И она уже тоже, поглаживая кончики их оперения, как бы впадает в лёгкий транс.…
Снаружи, из восточных районов, докатывается приглушённый взрыв очередной ракеты-бомбы. Окна дрожат, пол вздрагивает. Чувствующее пламя ныряет увернуться, тени поперёк стола приплясывают, темнея, к комнате напротив—тут оно высоко подскакивает, втягивая тени вспять, и исчезает вообще. Газ шипит в скудно освещённой комнате. Милтон Гломинг, бакалавр Кембриджа с отличием, десять лет назад, прекращает стенографировать, чтобы подняться и пойти перекрыть газ.
Похоже, самый момент для Джессики метнуть дарт: всего один. Волосы встрепенулись, груди классно так подпрыгнули, каждая под своим плотным лацканом. Посвист воздуха, шмяк: точнёхонько в центр. Милтон Гломинг вскидывает бровь. Его ум, постоянно занятый сбором соответствий, думает, что ему подвернулось ещё одно.
Медиум, уже в раздражении, начинает выходить из транса. Всякому же ясно что сейчас происходит по ту сторону. Для этого сеанса, как и для любого другого, необходим не только родственный круг в этом мире, но и основополагающая четырёхсторонняя согласованность, которая не должна прерываться ни в одном из своих звеньев: Роланд (дух), Питер Сачса (контроль), Кэрол Эвентир (медиум), Селена (жена и уцелевшая). Где-то там за гранью усилий, плутаний, всплесков белого шума в эфире, эта целостность начала распадаться. Расслабление, поскрипывание стульев, вздохи, откашливания… Милтон Гломинг чиркает в своём блокноте, резко захлопывает.
Вскоре Джессика начинает прохаживаться. Роджера нигде не видно и она не знает понравится ли ему, что она его искала, а Гломинг хоть и застенчивый, но не такой скукотный как некоторые другие из друзей Роджера...
– Роджер говорил, что теперь вы посчитаете все слова, которые записывали и составите какие-то графики,– приветливо, предотвращая любую реплику о том броске дарта, который она предпочла б замять.– Они у вас только про сеансы?
– Машинальные тексты,– напряжённый общением с девушкой, Гломинг хмурится, кивает.– Ну ещё пара случаев с реакциями видж-доски, да, да… мы пытаемся разработать вокабуляр кривых—понимаете, определённые патологии, характерные конфигурации—
– Я как-то всё это не очень—
– Ну если вспомнить принцип Зипфа о Наименьшем Усилии: если мы спроецируем частотность слова Пи суб эн на ординату эн на логорифмических осях...– бормочет в её молчание, она и изумлённой грациозна,– то мы, конечно же, получим что-то наподобие прямой… однако, у нас есть данные, которые предполагают и кривые при определённых—условиях они, ну, фактически, совсем другие—шизофреники, например, показывают определённую стабильность в верхней части, а затем прогрессирующую крутизну, как бы в форме лука… я думаю с этим другом, ну с этим Роландом, мы имеем классическую паранойю—
– Ха,– это слово ей известно.– Мне показалось, вы оживились, когда он сказал «ополчились против».
– «Против», «наоборот», да, вас бы удивила частотность этих слов.
– А какое самое частое слово,– спросила Джессика,– номер один по вашим записям.
– То же самое, что и всегда в собраниях для дел такого рода,– ответил статистик, словно каждый знает, что это «смерть».
Пожилой волонтёр службы оповещения воздушных налётов, накрахмаленный и хрупкий как тонкая кисея, приподымается на цыпочки заново зажечь чувствствующее пламя.
– Кстати, а где это ваш молодой безумец?
– Роджер с Капитаном Прентисом,– неопределённый взмах руки.– Как всегда: непонятные Микроплёночные Манёвры.
Включённый в какой-то из дальних комнат, через запретную игру в зернь, слои дыма и говорильни, Фолкмэн с его оркестром Апачей доносится из приглушённой волны Би-Би-Си, коренастые пинты и стройные рюмки для шерри, зимний дождь в окна. Пора заклейки щелей, газовых обогревателей, тёплых шалей от холода ночи, коротай её со своей молодой леди или старым Голландским ромом, или как тут, в Сноксоле, в хорошей компании. В этом убежище—истинный, пожалуй, уголок покоя, из весьма немногих рассеянных в этом долголетнем военном времени, куда собираются не в очень-то военно-оборонительных целях.
Пират Прентис так это и воспринимает, косвенно, в виде классовой нервозности, он несёт свою улыбку среди всех тут собравшихся как боевую фалангу. Её он перенял в кино—та самая зловредная ирландская ухмылка, с которой Денис Морган взводит курок, когда стволы клыкастых жёлтых крыс начинают изрыгать чёрные дымы, перед тем как он их всех положит.
Эта усмешка нужна ему так же, как он нужен Конторе—которые, и это всем известно, используют кого угодно, предателей, убийц, извращенцев, негров, даже женщин, лишь бы добиться того, что Они хотят. Сперва, Они не слишком-то верили в полезность Пирата, но затем, по ходу дел, Они очень даже убедились в этом.
– Генерал-Майор, как вы можете поддерживать такое.
– Мы следим за ним круглые сутки. Физически, расположение он не покидает, это точно.
– Значит у него есть сообщник. Каким-нибудь гипнозом—наркотиками, я не знаю—они выходят на его подопечного и транквилизируют. Бога ради, вы ещё начните следовать гороскопам.
– Гитлер так и делает.
– Гитлер человек одухотворённый, а мы с вами просто наёмные работники, не забывайте...
После первого всплеска интереса, количество клиентов назначенных Пирату поубавилось. На текущий момент, его нагрузка вполне приемлема. Но ему не этого хочется. Они не поймут, эти джентльменски муштрованные маньяки из УСО, ах, весьма мило, Капитан, трандёж командных совещаний, шарканье ботинками, очки, какие сейчас носят в правительстве, превосходно и вот бы показали это как-нибудь у нас в клубе...
Пират хочет быть своим среди Них, хочет их грубоватой любви с запахом отличного виски и табачного блэнда Латакии. Он хочет свойского понимания, а не этих заумных шибздиков и рационально долбанутых в этом Сноксале, такие преданные своей науке, такие терпимые, что только тут (вот что и достаёт по полной) единственное место во всех пределах империи войны, где он чувствует себя не окончательным чужаком.