Круглая Радуга
Шрифт:
– Ты пацан, Вацлав. Лишь прикидываешься, будто понимаешь идеи, которые тебе не постичь. Придётся нам говорить с тобой попроще.
В Центральной Азии ему рассказывали об обязанностях Мусульманских ангелов. Одна из них испытывать недавно умерших. Когда уходит последний из участвовавших в похоронах, ангелы приходят в могилу и устраивают мертвецу допрос о его вере...
Показывается ещё одна фигура теперь, на краю комнаты. Она того же возраста, что и Чичерин, одета в форму. Её глаза ничего не хотят сказать Чичерину, она лишь только наблюдает. Не слышно никакой музыки, никаких летних вылазок… ни одной лошади не видать в степи в угасающем свете дня...
Он не узнаёт её. Впрочем, значения это не имеет.
– Почему ты охотился за своим чёрным братом?– Рипову удаётся озвучить вопрос вежливо.
О. Спасибо что спросил, Рипов. Я охотился в прошедшем времени. «Когда это началось… уже очень давно—сначала… Я думал, что я наказан. Обойдён. Винил его в этом».
– А теперь?
– Не знаю.
– С чего ты взял, будто он твоя мишень?
– А чья же ещё?
– Вацлав. Ты когда-нибудь повзрослеешь? Это всё древнее варварство. Кровные линии, личная месть. Ты думаешь, всё это делалось ради тебя, облегчить твои глупые вожделеньица.
Ладно. Ладно. «Да. Возможно. А что?»
– Он не твоя мишень. Его хотят другие.
– Выходит, вы мне позволяли—
– До сих пор. Да.
Джабаев мог бы тебе растолковать. Тот непросыхающий Азиат прежде и после всего остаётся рядовым. Он знал. Офицеры. Ёбаный офицерский менталитет. Ты выполняешь всю работу, потом приходят они, подгребают, слава достаётся им.
– Вы перехватываете у меня.
– Поедешь домой.
Чичерин присматривался к двум остальным. Он видит теперь, что они в Американской униформе, и вероятно не поняли ни слова. Он протягивает свои пустые руки, свои загорелые запястья для окончательного приложения стали. Рипов, поворачиваясь уходить, похоже удивлён. «О. Нет, нет. У тебя тридцать дней отпуска уцелевшего. Ты уцелел, Вацлав. По приезде в Москву, доложишь в ЦАГИ, что прибыл, вот и всё. Будет другое задание. Мы переводим персонал по Германской ракете в пустыню. В Центральную Азию. Полагаю, им понадобится Центрально-Азиатский старожил».
Чичерин понимает, что по его диалектике, в развитии его жизни, возвращение в Центральную Азию есть, по сути, смертью.
Они ушли. Железное лицо женщины, в самом конце, не обернулось. Он один в выпотрошенной комнате с пластмассовыми зубными щётками семьи всё ещё в их подстаканниках на стене, расплавлены, свисают вниз разноцветными усиками, щетинки топырятся во все и каждую чёрную плоскость, и в угол, и в ослеплённое сажей окно.
* * * * * * *
Самая близкая родина та, что не протянет дольше нас с тобой, общее движение по милости смерти и времени: непредвиденное приключение. —Из Резолюций Оборзело Сосунячьей Конференции
На север? Каких искателей когда-либо направляли на север? То, что тебе следует искать лежит южнее—те сумеречные туземцы, верно? Навстречу опасностям и предприимчивости тебя направляют на запад, за видениям на восток. Но что такое север?
Маршрут побега Анубиса.
Кыргызский Свет.
Страна смерти Иреро.
Мичман Моритури, Карол Эвентир, Томас Гвендхидви, и Роджер Мехико сидят за столом на красно-кирпичной террасе DerGrobS"augling, гостиницы на краю маленького синего озера Холштейн. Солнце искрится в волнах. Крыши домов красные, шпили белые. Всё миниатюрно, аккуратно, мягко пасторально, включено в подъём и спад сезонов. В закрытых дверях контрастирующие деревянные Х. На носу осень. Корова грит му. Доярка пукает в молочное ведро, которое откликается эхом с тончайшим звяком, а гуси гогочут или шипят. Четвёрка распивают разбавленное водой Мозельское и говорят о мандалах.
Ракету запускали на юг, запад и восток. Пускали на юг, по Антверпену, азимут составлял примерно 173°, на восток, во время испытаний в Пенемюнде, 072°. Запускали на запад, по Лондону, около 260°. Прикинув с параллельными линейками, недостающий (или, если хотите, «искомый») азимут выходит где-то 354°. Это направление выведено из всех прочих, пуск-призрак, который, по логике мандал, либо уже состоялся, совершенно секретно, или же произойдёт.
Так что совещающиеся на Конференции в Оборзелом Сосунке, как её начнут именовать впоследствии, сидят вокруг карты со своими инструментами, сигаретами и соображениями. Не хмыкайте. Это один из величайших дедуктивных моментов в послевоенной разведке. Мехико придерживается взвешенной системы, чтобы сделать длину векторов пропорциональной действительному количеству запусков вдоль каждого из их. Томас Гвендхидви, всегда придирчивый к событиям в географическом пространстве, хочет запуск 1944 в Ближну (тоже восточное направление) принять в расчёт, что сдвинет стрелку с 354°—и даже ближе к истиному северу, если пуски по Лондону и Норвичу из Валхерен и Сталверен также учитывать.
Данные и интуиция—и возможно осадок нецивилизованного ужаса, что сидит в нас, всё— указывает на 00°: истинный Север. Что может быть лучшим направлением для запуска 00000?
Да вот беда, какой толк в азимуте, даже в мифично-симметричном азимуте, не зная откуда Ракета запускалась, для начала. У тебя имеется режущая бритва, 280 км длиной, проносится на восток/запад по исковырянному лицу Зоны, бесконечно несётся, как в наваждении, колеблясь, поблескивая, невыносимо, безостановочно...
Ну в общем, Под Знаком Оборзелого Сосунка. Покачивающаяся разноцветная картина противно жирного слюнявого младенца. В одном пудингоподобном кулаке Здоровенный Сосунок стискивает капающую голяшку (простите, свиньи, ничего личного), другой рукой тянется к Материнскому Соску, который вдвигается в картину от левого края, взгляд его остановился на приближающейся титьке, рот раскрыт—радостный вид, зубы нацелены и чешутся, застывшее выражение ЕДАмняммнячдаковтьыммм в его глазах. Оборзелый Сосунок 37-я карта Подкидного Дурака Зоны...
Роджеру нравится считать это снимком Джереми в детстве. Джереми, который Знает Всё, простил Джессике её время с Роджером. У него у самого был пикничок или два, он может понять, у него либеральный склад ума, Война, в конце концов, сняла определённые барьеры, можешь сказать Викторианизмы (побаска от тех же хохмачей, которые изобрели знаменитый Поливинил Хлоридный Плащ)… и что за дела, Роджер, он хочет впечатлить тебя? Веки глаз вскинуты дружелюбными полумесяцами, при наклоне вперёд (более мелкий парень, чем Роджер думал) стискивая свой бокал, посасывая самую безвкусную Трубку, что Роджер вообще видал, репродукция в чашечке курительной трубки головы Винстона Черчиля, не упущена ни одна деталь, даже сигара во рту головки с просверлённой дырочкой, так что чуточка дыма и впрямь высачивается из конца… тут это паб для военнослужащих в Каксэвене, где прежде был двор портового склада, так что одинокие солдаты сидят в мечтах и за выпивкой среди всего этого морского хлама не на одном уровне, как у кого-нибудь в обычном кафе на воздухе, нет, кто-то повыше на скошенных настилах к дверям и воротам, или на подвесках для окраски бортов, в бочках вперёдсмотрящего, сидят над горьким среди цепей, оснастки, кабелей, арматуры чёрного железа. Уже стемнело. Фонари принесены на столики. Мягкие мелкие ночные волны стихают вдоль гальки. Запоздалая водоплавающая птица кричит над озером.