Круговой перекресток
Шрифт:
Ну и черт с ним. У меня есть Артем, который как раз звонил из какой-то автомобильной глуши, сказал, что задерживается, потому что отец улаживает какие-то дела, что любит и скучает, и я, конечно, ответила то же самое… А что еще я должна была ответить? Что целых три дня с утра до ночи непрерывно думаю о человеке, которого видела несколько часов, засыпаю и пробуждаюсь с его именем, вижу его взгляд, слышу его голос и не могу избавиться от этого наваждения? Наваждение – вот точное слово для моего нынешнего состояния, которое мне не доводилось испытывать прежде. Это всего
Я ничего не говорила об этой напасти подругам. Тем более что Зайка опередила нас своей, куда более ошеломляющей новостью: ее родители решили эмигрировать. Отцу предложили хорошее место в израильской клинике. Зайка была растеряна, напугана и не знала: радоваться или огорчаться. Нас с Крис новость о Зайкином переезде повергла в уныние.
– Вадик сказал, что Димка на тебя запал, – поведала Крис. – Зайчик, может, твой папа передумает?
Зайка горестно вздохнула.
– Да уж… – вздохнула я, – три мушкетера разбредаются по свету… Заяц, как же мы без тебя?
– Перестаньте, – попросила Зайка. – А то я сейчас зареву.
– Кстати, – встрепенулась Крис, обратившись ко мне, – Сергей не звонил?
У меня екнуло в груди.
– А должен был? – поинтересовалась я с деланым безразличием.
– Не знаю, вы ведь вместе ушли, – пожала плечами Крис. – Вадик говорит, что Сергей – парень скрытный, прямо Штирлиц. Может полдня трепаться на отвлеченные темы, но что касается личного – информацию клещами не вытянешь.
– Ну и правильно, – резюмировала я. – Нет ничего хуже болтливого мужика.
– Вы были бы идеальной парой, – съязвила Крис. – Весь вечер смотрели друг на друга, как под гипнозом. Был момент, когда я подумала, что вас ожидает бурная ночь…
– Ты же сама орала на всю ивановскую про моего жениха, – напомнила я.
– Подумаешь, – мгновенно нашлась Крис, – настоящего мужика наличие соперника не остановит, даже наоборот, раззадорит.
– А вдруг он женат? – как всегда, предположила худшее Зайка.
– Он не женат, – сообщила Крис. – Вадик его паспорт видел в отделе кадров. Без печатей.
– Вот кто Штирлиц, – усмехнулась я.
Домой вернулась в растрепанных чувствах. Мысль о том, что скоро Зайка уедет и я, возможно, никогда больше ее не увижу, повергла в меланхолию. Эмиграция в начале девяностых воспринималась как маленькая смерть. Вроде где-то существует человек, но в ином измерении. Я думала, что научилась смотреть на смену людей и обстоятельств философски – одни уходят, другие приходят, развела жизнь с Алкой – встретилась Дашка, потом Зайка и Крис. Но Дашке я могла позвонить в любое время дня или ночи и проболтать пару часов. А как позвонишь на другую планету? Далекий и загадочный Израиль для меня не сильно отличался от Марса или Андромеды.
Дома дед с бабушкой, как обычно, смотрели телевизор и спорили. Показывали какого-то провинциального депутата, седоволосого мужика с лицом точно вытесанным из камня и таким же рубящим голосом. Он ругал почем
– Ерунда все это, – морщился, отмахиваясь, Георгий. – Все обещать мастера, а как до дела дойдет – первый в черную «Волгу» залезет. Он сам вчерашний номенклатурщик – секретарь горкома.
– Он на троллейбусе в Думу ездит, – возражала бабушка. – Вчера по телевизору показывали.
– Значит, у него персональный троллейбус, – хмыкнул дед. – Получше любой «Волги».
– Там же людей показывали обыкновенных, которые вместе с ним ехали, – упрямилась бабушка.
– Кагэбэшники переодетые. Когда Верховный Совет выбирали, тоже говорили, простые люди придут к власти, будут интересы народа отстаивать. Ну и где эти простые люди? Вон морды какие нажрали в кремлевском буфете.
– Да ладно тебе, дед, – встряла я, – вроде разумный мужик этот Ельцин… Будет у нас, на конец, нормальное общество, без талонов и очередей. Путешествовать станем по всему миру… Разве плохо?
Как большинство молодых, я верила в демократию и реформы. Мне нравились перемены, взбаламутившие сонное болото восьмидесятых, я считала, что стоит немного потерпеть ради счастливого завтрашнего дня.
– Ты еще молодая и глупая, – отрезал дед. – Нам тоже много всего обещали. Твердили: вам тяжело, зато ваши дети будут жить при коммунизме. И где он?
– Тьфу, тебя не переубедишь, – в сердцах сплюнула бабушка. – Не хочешь ты в хорошее поверить.
– Не будет в этой стране ничего хорошего. В коммерческих все размели, кроме спичек и пшена. Куда это годится? После войны лучше жили, – пессимистично отрезал дед и ушел на кухню пить чай с кусковым сахаром, полученным по талону.
– Это точно, после войны в магазинах все было, – задумчиво проговорила бабушка.
– Ну, вы бы еще Куликовскую битву вспомнили, – посоветовала я. – Мне никто не звонил?
– Звонил какой-то Сергей, – отозвалась бабушка. – Сегодня и вчера тоже… Спросил разрешения перезвонить вечером. Вежливый…
Мое глупое сердце екнуло и заколотилось.
– Что ж ты мне не сказала?! – вскрикнула я.
– Забыла, – пожала плечами бабушка. – Ты ж не спросила. А как спросила, так я и вспомнила… А кто такой? Учитесь, что ль, вместе?
Я оставила вопросы за спиной. Утащила телефон в комнату, благо позволял длинный шнур, поставила аппарат на кровать, сама устроилась рядом с томиком «Гамлета», по которому грозил семинар, но страдания датского принца казались вымученными и несущественными. Мне бы его проблемы… Я гипнотизировала безмозглый кусок пластмассы с цифрами на диске… Вместо Сергея позвонила Крис.