Круговой перекресток

Гайворонская Елена Михайловна

– Ох, беда с вами, деликатными… – вздохнула Крис. И обратилась ко мне: – А ты не отмалчивайся. Валяй, рассказывай, как твои дела с мистером Мерседесом.

– У него всего лишь «фольксваген», – поправила я.

– Всего лишь… – с улыбкой передразнила Зайка. – Как быстро привыкаешь к хорошему!

– Вовсе нет! – Я покачала головой. – Все совсем не так…

– А как? – хором спросили подруги и навострили ушки.

Артем мне все-таки понравился, поэтому я встретилась с ним больше трех раз, а потом еще и еще. С появлением Артема количество знакомых мужского пола у меня резко сократилось. Иногда на какой-нибудь студенческой тусовке я могла пофлиртовать с симпатичным парнем и оставить ему свой номер, но Артем исхитрялся занимать весь мой досуг, предлагая новые развлечения, так что на других бойфрендов у меня попросту не

оставалось времени. К тому же бедным студентам, живущим на пятьдесят рублей стипендии в месяц, было непросто соперничать с ровесником, тратившим те же деньги за один вечер: охапка шикарных роз, столик в модном ресторане – десятка метрдотелю, чтобы пройти без очереди и предварительной записи, билет на концерт модной француженки Патрисии Каас, прилетевшей в Москву на два гастрольных дня… Вообще-то наши вкусы не совпадали. Артем тащился от тяжелого рока, для меня же хеви-метал был попросту раздражающим шумом. Упавшая с пронзительным грохотом на плиточный пол алюминиевая крышка кастрюли доставляла мне больше положительных эмоций, нежели запись «Арии». Читал Артем только детективы, смотрел одни боевики. С ним я не могла поспорить о творчестве Золя или Булгакова, обсудить «Песнь о нибелунгах» или последние сенсационные материалы из архива исторического музея, проливавшие свет на политику военного коммунизма восемнадцатого года. Я оставляла интеллектуальные диспуты за дверьми родного вуза. Помощь Артема отцу в семейном бизнесе сводилась в основном к тому, что он с шиком тратил заработанные папой деньги. От армии откосил, в институт не поступил, методично прожигал жизнь. Мы ходили по барам, оттягивались на модных танцполах, переделанных из вчерашних подвалов, тусили с его друзьями и их девушками – глуповатыми смазливыми куколками, мечтавшими о фотомодельной карьере, гоняли на авто по ночной Москве. Здесь наши страсти совпадали. Ревел мотор, ветер свистел в открытые окна, за стеклом, как в клипе, мелькали, сменяясь, дома, огни, витрины и люди. Тихоходы-жигулята испуганно жались к обочине. Сердце жарко колотилось в такт оборотам двигателя, и не было в тот миг ничего прекраснее этой адреналиновой гонки. Однажды, отыскав темный тихий переулок, Артем разрешил мне сесть за руль. И хотя мои ноги плясали вразнобой, не желая попадать в стройный ритм взаимодействия сцепления и газа, а машина злобно рычала, чихала и дергалась, как норовистый жеребец под седлом незнакомого неопытного наездника, взмокшими ладонями я сжимала руль и упивалась ощущением безграничной гордости и власти над железным конем. Когда я затормозила, все внутри меня исполнилось безумного ликования, запело, всколыхнулось острым возбуждением, и, когда Артем вдруг обнял меня и жарко поцеловал в губы, я не дернулась, не отпрянула и не замерзла, а пылко ответила на его поцелуй. Внутри меня еще жил восторг от танцев, гонки, власти над упрямой техникой, и Артем был завершающим звеном этой цепи.

Когда он картинно подкатил к воротам альма-матер, вышел мне навстречу в новеньком «Ливайсе» и стильной рубахе поло от едва известного в тогдашней России Версаче, с букетом кирпично-красных роз, у девчонок клацнули челюсти, я, паря в направлении автомобиля, подумала, что идеал недостижим, но Артем ужасно мил и, несомненно, к нему близок.

– Он тебе нравится? – спросила мама.

Я замялась.

– В общем, да. Не то чтобы я была от него без ума, но, кажется, мне вообще не дано терять голову. А в целом мне с ним хорошо. Весело.

– Наверное, это и к лучшему, – заметила мама и почему-то вздохнула. – Пожалуйста, если дело дойдет до… секса… будь осторожнее, он должен предохраняться. И сразу скажи мне, у нас не должно быть секретов. Мы пойдем к хорошему доктору, подберем таблетки… – Мама снова горестно вздохнула и добавила дрожащим голосом: – Только, умоляю, будь осторожна. А то часто бывает, что удовольствие получают оба, но расплачивается за него женщина.

– Мам, – сказала я, – у нас ничего не было, честное слово. Но я все помню про презерватив и прочее. Не волнуйся, я не дурочка.

– К сожалению, не только дурочки попадают в неприятные истории… – Мама печально улыбнулась и обняла меня за плечи.

Бабушка на кухне тоже высказала свое мнение:

– Не упусти шанс. Хоть поживешь по-человечески.

– Ба, – сказала я, – мы знакомы всего ничего. Конечно, он мне нравится, но я не уверена, любовь ли это.

– Любовь-морковь, – отмахнулась бабушка, – это все книжки. В жизни по-другому. Стерпится – слюбится. Будешь жить, как королева, ни в чем себе не отказывать. – И, понизив голос, добавила: – У меня до

войны жених был, хороший парень. Погиб на фронте в первые дни. А после войны деда твоего встретила. Не могу сказать, что я в него по уши влюбилась. Но посмотрела: человек образованный, надежный, непьющий, с положением. А я кто? Девка деревенская полуграмотная, все приданое – койка в бараке? В царские времена меня бы к нему на порог не пустили. Ну и вышла. И прожили, дай Бог каждому. А другие по любви выходили и разбегались. Послушай меня: рай в шалаше большевики-начальники придумали. А сами вон в хоромы заселились. В очередях с талонами их не увидишь…

Бабушка снова загремела сковородками, а я ушла с кухни, подавленная внезапным откровением: не было у них с Георгием никакой романтической лавстори. То есть с его стороны, наверное, были чувства, а с ее – в лучшем случае симпатия плюс расчет деревенской девушки, не пожелавшей куковать век в холодном бараке с сортиром на улице в ожидании неземной любви. Для нее, нищей сироты из разоренной войной деревни, отдельный полуподвал с удобствами был пределом мечтаний, как для меня небоскреб, иномарка, Париж… Кто вправе осудить?

И только по ночам в тихой холодной комнате сотканная из тьмы и тюля эфемерная Алекса – мое второе «я», – шептала, что резвый бордовый фольк, цветы и вечеринки, подарки, веселая беззаботная жизнь – все это не стоит того, чтобы заложить не только тело, но и душу. Я гнала ее прочь, мне была невыносима мысль о том, что я становлюсь одной из тех героинь нового времени, которые обменивают себя на тряпки, ужины, красивые жесты и дорогие игрушки для взрослых девочек, в свою очередь становясь живыми куклами для больших богатеньких мальчиков. Ну уж нет, моя душа бесценна. Она достанется тому, кто сумеет ее отыскать. Пусть это будет Артем. Пусть…

В марте Артему исполнялось двадцать, о чем он не преминул торжественно объявить, приглашая меня отпраздновать знаменательное событие в кругу избранных, в новом клубе, который открыл отец друга. Друг этот мне не нравился: пошловатый самодовольный сноб Миша, именовавший себя Майклом, подружки у него были под стать – пустоголовые куколки, но клуб оказался неплох – просторный танцпол, хороший звук, остроумный ди-джей, уютный барчик, вкусные коктейли. Каждый вечер клуб осаждали толпы страждущих ночных развлечений. Мы же, как белые люди, проходили с черного хода.

– Что тебе подарить? – поинтересовалась я.

Артем привлек меня к себе, многозначительно посмотрел в зрачки, обвел указательным пальцем контур моих губ и чуть осипшим голосом произнес:

– Лучший мой подарочек – это ты, – улыбнулся, но взгляд серых с оливковым отливом глаз оставался серьезным – тяжелым, потемневшим, обволакивающим, исполненным плохо скрываемого желания. Я невольно отвела глаза.

В клубе было дымно, шумно, людно. Круг избранных составил человек десять – «нужные» пацаны и их манерные девушки. Майкл на этот раз привел роскошную брюнетку в алом платье-комбинашке, называвшую себя Лионеллой (шепотом Артем открыл секрет, девушку звали Леной). Лионелла, томно поводя красивыми оголенными плечами, поведала, что работает в «шопе» (насколько я поняла, это английский эквивалент магазина), обожает мартини, книги про Анжелику, группу «Ласковый май» и фильмы с участием Ван Дамма. После третьего мартини Лионелла стала жаловаться на нехороших мужчин, которые ее используют, и попросила Майкла проводить до туалета, потому что она боится заблудиться и быть изнасилованной. Парочка удалилась.

Артем прожег меня взглядом, заключил в кольцо жарких рук и возбужденно прошептал:

– Уедем?

– Неудобно…

– Все нормально… Прошу тебя, я так хочу побыть с тобой вдвоем… – настойчиво продолжал Артем. – Имениннику нельзя отказывать.

– Хорошо, – сдалась я.

– Я хочу тебе кое-что показать. – Артем распахнул дверцу машины.

– Ты же пил, – запротестовала я.

– Вовсе нет, – покачал головой Артем, – только безалкогольное пиво. Ты так увлеклась беседой, что не обращала на меня внимания. Садись.

– Куда поедем?

– Увидишь… – Его губы дрогнули, дыхание участилось.

Бордовый фольк мчал меня навстречу неизвестности. Сердце бешено колотилось, грозило выпрыгнуть и порвать шелковую блузку, ноги в легких туфлях медленно стыли. От кончиков пальцев холод поднялся к коленям, обнял бедра, прокрался к талии, и скоро всю меня бил предательский озноб.

Я прекрасно понимала, к чему все клонится, что в конце концов должно произойти между мной и Артемом. Вспомнила наставления Крис, что главное начать, а дальше будет в кайф, и твердо решила расслабиться и получить удовольствие.