Круговой перекресток
Шрифт:
Мне стало стыдно подслушивать, и я на цыпочках удалилась.
Но в тот день где-то медведь сдох: в субботу Клара пригласила маму, папу и меня на обед. Новые панельки гнездились на Юго-Западе. Я глянула в окно и уперлась взглядом в соседнюю, такую же бело-голубую панель. На балконе курил мужик в трусах. На другом сушилось белье – белые полотенца и наволочки реяли на ветру, как флаги капитуляции.
Клара с гордостью демонстрировала результаты ремонта, перечисляла фирмы и цены: модная финская сантехника, испанская плитка с вишенками на кухне, а в ванной – с корабликами. Диван и кресла огромных размеров громоздились в не слишком большой гостиной, вызывая ассоциацию
Кларин муж, дядя Вова, выглядел подавленным, он как-то терялся среди мебельных нагромождений. Его взгляд виновато и отстраненно блуждал по сторонам, словно в поисках укромного уголка, где можно спрятаться от въедливых глаз и командного го лоса супружницы. Он даже передвигаться старался как можно тише, бесшумнее, тенью скользил вдоль полированных шкафов, между стульями и креслами. От былой офицерской выправки ничего не осталось, перед нами был усталый растерявшийся человек, для которого ветер перемен стал губительной бурей.
Глеб продемонстрировал свою комнату – компактный диванчик, музыкальный центр на стеклянной тумбе, перекладина под потолком, стены, оклеенные постерами рок-групп, фирменный телик с видюшником, включил боевик со Сталлоне и гундявым переводом за кадром. Подбоченился, ожидая, какое произвел впечатление.
– А зачем перекладина? – поинтересовалась я.
– Подтягиваться, – хмыкнул Глеб, – зачем же еще?
– И как, подтягиваешься? – иронизировала я, измеряя насмешливым взглядом его мешкообразную фигуру. – Сколько раз?
– Когда как, – отвернулся Глеб.
– Вот он заметно, что подтягивается, – сказала я, кивнув на экранного Сталлоне, крушившего все и всех из автомата.
Глеб покраснел, поспешно перевел разговор на другую тему.
Стол ломился от дефицитных коммерческих яств.
– Сашенька, кушай, детка, ты такая худенькая! – щебетала Клара, накладывая оливье.
– Спасибо, я на диете, – ответила я с любезной улыбкой.
Мама поперхнулась.
– Ты что глупости говоришь?
– Идеальный вес при моем росте пятьдесят килограммов, а во мне пятьдесят два, – невозмутимо заметила я. – И талия должна быть шестьдесят, а моя шестьдесят один.
– Глупости все это, – с елейной улыбкой проговорила Клара.
– Тетя Клара, вы отстали от современной жизни, – заявила я. – Полнота давно вышла из моды вместе с красными коврами. Новые стандарты – девяносто – шестьдесят – девяносто.
– Саня… – укорила мама.
– Наверное, эта мода пришла из нищих, голодающих стран, – поджав губы, язвительно заметила щекастая грушевидная Клара.
– Вообще-то из Франции, – отозвалась я.
Конечно, я не сидела ни на какой диете, лопала все подряд, просто, как говаривала бабушка, «не в коня шел корм», но мне со всей силой подросткового нигилизма хотелось досадить хвастливой Кларе, снизошедшей до бедных родственников. Я прекрасно понимала, что хамлю, и хамила сознательно. Правда заключалась еще и в том, что в смутное шаткое время конца восьмидесятых мы еще не знали соляриев, ботокса и силикона, а Запад этим уже пресытился. Тонкая кость, хрупкие плечи и томная бледность стали суперактуальными вкупе с длинными ногами, небольшой упругой грудью, пухлыми губками и копной пушистых волос. И я удачно вписалась в глянцевый образ конца восьмидесятых.
– В моде быть успешным и иметь деньги, – объяснила Клара.
– Да, – отозвалась мама, – все меняется. Раньше было модно
– Да никогда, – фыркнула Клара. – Честность была обыкновенным лозунгом для дураков. А на самом деле уважали тех, кто крутился.
– Наши отцы жили честно и имели все необходимое. – В голосе мамы неожиданно прорезались металлические нотки. Даже папа изумленно поднял глаза от тарелки, как она подчеркнула «отцы». Ведь все знали, что Кларина мать, тетка Тамара, жена Петра Иваныча, вовсю спекулировала, причем и со своих драла втридорога без зазрения совести.
– Э-э, давайте еще по одной, – нерешительно предложил дядя Вова, протянул руку к бутылке водки, но, едва коснувшись пальцами, испуганно посмотрел на жену.
– Конечно! – Клара расплылась в фальшивой манерной улыбке, а глаза остались колючими, злыми.
Я сидела и недоумевала, зачем все-таки она нас пригласила? И загадка не преминула разъясниться.
– Танюша, – обращаясь к маме, затараторила Клара, – у меня к тебе огромная просьба. Глеб умный мальчик, ты же знаешь, замечательно учится, но математичка дура старая, из ума выжила. Сама ничего не помнит, знаний не дает, цепляется к каждому пустяку. Постоянно придирается к моему Глебу. Видит, хороший мальчик. Другой бы давно ее послал, а он молчит. Вот и изгаляется над ним. Собралась выставить тройку в полугодии. Я пришла поговорить, знаешь, что она мне сказала? «У вашего ребенка нет способностей к математике…» Представляешь?! Если у Глеба нет способностей, у кого тогда они вообще есть?! Танюш, позанимайся с ним, а? Он все схватывает на лету. Всего несколько занятий, я в долгу не останусь.
– Ну, Клар, какие долги? – растерянно пробормотала мама. – Только мы живем не близко, тяжело ему будет ездить.
– Ничего, доедет, не маленький, – тоном, не терпящим возражений, отрезала Клара. – В крайнем случае Вова на машине подбросит. Разве я не сказала, что мы купили машину? Ах, совсем голова дырявая! Нам пятерка нужна или хотя бы четверка. Будет медаль серебряная, с ней всего один экзамен в институт сдавать – есть разница? Я со всеми учителями договорилась, с директором. А математичка, старая сволочь, уперлась – ни в какую. – Кларины и без того невеликие глаза сузились, полыхнули лютой ненавистью. Потом она подлила маме чаю, пододвинула вазочку с конфетами и заискивающе улыбнулась.
– Ну ладно, – без особого энтузиазма согласилась мама.
– Вот и славно! – обрадованно засуетилась Клара. – Я тебе заплачу, сколько?
– Ну что ты! – возмутилась мама. – Какие могут быть деньги! Мы же сестры!
– Верно, верно, – закивала Клара, – не обижайся, это я так, на всякий случай…
Я сидела и медленно закипала, знала, чем все закончится. Усталая, после работы, отложив на ночь проверку тетрадей, планирование уроков, отменив возможных платных частных учеников, мама будет заниматься с твердолобым Глебом не одно занятие и не два – до самых экзаменов. И натаскает его для поступления – она действительно учитель от Бога. Потом Клара предложит маме деньги, прекрасно понимая, что мама их не возьмет. Тогда Клара в благодарность за подобную мелочь – полгода частных занятий по математике – торжественно презентует ей какие-нибудь дерьмовые колготки или флакончик духов…
Мое второе «я» наивно и широко распахнуло прозрачно-зеленые глаза и улыбнулось с милым простодушием:
– Мне нужны модные туфли на выпускной. Желательно белые или голубые. На шпильках. В магазинах сейчас ничего не купишь, в комках все с тройной переплатой, а с рынка развалятся на второй день. Подарите мне хорошие импортные туфли, тетечка Кларочка, мы же родственники… А еще – набор косметики, например «Диор» иди «Эсте Лаудер»…
– Саня! – укоризненно прошептала мама.
– А что? Сейчас ничего не купишь. Не в тапках же идти на выпускной.