Крупская
Шрифт:
Несколько писем Мария Александровна ранее переслала ей в Петербург. Владимир Ильич надеялся, что Надя уже в Москве, и слал ей письма вместе с письмами к матери. Задумалась Надежда Константиновна, читая и перечитывая дорогие строчки. И вдруг услышала за дверью звонкий веселый голос. «Приехали, наконец-то. Я всю дорогу бежала из своего присутствия. Где же Надя?» Вбежала раскрасневшаяся Маняша и закружила Надежду Константиновну по комнате. Живая, энергичная, с прекрасными карими глазами, Маняша теребила гостью, требуя подробного рассказа обо всем. Но Надежда Константиновна с сожалением посмотрела на часы. «Я уйти должна ненадолго, а потом будут рассказы». И в этой семье, где все понималось с полуслова, никто не пытался ее удерживать.
Полиция зорко следила за ней. В деле № 222 в тот день появился первый листок: «В 1898 году при следовании Надежды Крупской в Сибирь ей разрешено было остаться в Москве на 1 день, причем установленным за ней наблюдением выяснено, что она посетила несколько неблагонадежных лиц». [12]
Вечером в маленькой квартирке на Собачьей площадке собралась семья Ульяновых — вся, кроме Дмитрия Ильича, сидевшего в тюрьме. Было грустно и вместе с тем радостно. Их объединяла общая работа, верность общей идее, общность мыслей, чувств, стремлений. И самая младшая — Маняша, и самая старшая — Мария Александровна думали об одном. В этой семье никогда не было пропасти между родителями и детьми, хотя все дети были разными. И сейчас, когда собрались за одним столом, Елизавета Васильевна, переводя взгляд с Анны Ильиничны на Маняшу, потом па Марка Тимофеевича, а затем на свою дочь, радовалась, как органично она вошла в эту семью, с какой лаской и заботой все относятся к ней. Марк Тимофеевич — инженер-путеец — рассказывал им о Сибири, где бывал много раз, давал на дорогу практические советы. Анна Ильинична последний раз пробегала список книг, запрошенных Володей: «Не забыли ли чего?» Мария Александровна беспокоилась о теплой одежде и гостинцах. Ей так хотелось побаловать сына. Маняша пыталась шутить, чтобы в прощальный вечер не чувствовалось горькой нотки, ведь ссылка, долгая ссылка ждала Надю, Володю и Елизавету Васильевну. Последнюю ночь никто не спал.
12
ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 12, оп. 1, д. 9, л. 23.
Утром на двух извозчиках поехали на Ярославский вокзал. Багаж сдали заранее, несколько крупных мест занимали книги. Целый пуд весили одни только инструменты, которые просил Владимир Ильич привезти для Оскара Энгберга, ссыльного финна, мастера на все руки и даже отличного ювелира.
Места были в вагоне IV класса, бесплацкартные. Народ в вагоне собрался самый разный, в основном «бедняцкая» публика. Ехали с детьми, со всем скарбом. Одни в поисках работы, другие — надеясь, что там, в Сибири, легче прожить.
Звук станционного колокола, свисток паровоза, и медленно поплыл вокзал, стали отдаляться родные лица провожающих. «Прощай, Москва!» Впереди тысячи верст пути, через многие губернии, города, села.
До Красноярска Крупские добирались долго, приехали только 1 мая. Они не знали, сколько придется здесь прожить. Устроились у местных марксисток — учащихся фельдшерской школы на Малой Каченской улице, в квартирке дочери иркутского столяра Лиды Михайловой. Здесь Надежда Константиновна встретила обаятельнейших, преданнейших людей, многие из них уже хорошо знали Владимира Ильича, ведь он прожил в Красноярске около двух месяцев. Они познакомили Надежду Константиновну с Петром Ананьевичем Красиковым, с которым Ленина и Крупскую связали на многие годы и общая работа, и теплая искренняя дружба. Он-то и сказал Надежде Константиновне, что ей придется задержаться в Красноярске, так как верховья Енисея не освободились ото льда — и навигации еще нет.
Дни проходили в спорах, беседах. Надежда Константиновна рассказывала девушкам о работе в Петербурге, дала им некоторые политические новинки, а они знакомили ее с работой в Красноярском крае, с людьми, жизнь которых целиком посвящена была борьбе с самодержавием.
В Красноярске, этом пересыльном пункте, откуда политические заключенные следовали в самые глухие углы Сибири, жило много замечательных людей. Здесь можно было встретиться и с теми из товарищей, которые следовали через Красноярск транзитом. Петр Ананьевич Красиков свел Надежду Константиновну с супругами Тютчевыми, давно уже жившими в городе, опытными конспираторами, имевшими связи в разных кругах ссыльного общества, Они-то и помогли Крупской встретиться с товарищами по «Союзу борьбы» Сильвиным и Ленгником, приехавшими неделей позже.
Было место, которого не миновал ни один ссыльный, — фотография Генриха Кеппеля. В Красноярске в то время существовал обычай — фотографировать всех проходящих политических ссыльных, хотя бы месяц назад снимки были сделаны в Москве или Петербурге. Мало того, ссыльным разрешалось покупать карточки не только собственные, но и своих товарищей, даже тех, кто за много лет до того позировал перед фотообъективом. Здесь снимали и Владимира Ильича, и его друзей, и Надежду Константиновну. Приемная фотографа, обставленная мягкой уютной мебелью, с альбомами снимков на столе, была удобным местом «случайных» свиданий ссыльных.
Надежда Константиновна отправилась в фотографию в сопровождении Тютчевых. В приемной она сразу увидела Сильвина; он перелистывал альбом, в соседней комнате-ателье слышался басок Ленгника, что-то говорившего фотографу. В приемной находилось еще несколько человек, с ноги на ногу переминались часовые. Товарищи ехали в ссылку по этапу, значит, под конвоем.
Надежда Константиновна подсела к Сильвину, а Тютчев развернул принесенный с собой сверток и угостил солдат хлебом и колбасой. Солдаты ели и равнодушно поглядывали на своих подопечных (Ленгник вышел из мастерской и радостно присоединился к беседе), которые вспоминали о пережитом, строили планы на будущее. Оказалось, что рядом (для Сибири 100 верст не расстояние) будут жить и Кржижановские, и Старковы, и Сильвин, Ванеев, Ленгник и многие другие. А вот Мартову не повезло — его отправили в Туруханский край. Время летело незаметно. Один из солдат подошел к друзьям, успевшим обменяться письмами, адресами, они расстаются с надеждой на скорую встречу.
Ежедневно ходила Надежда Константиновна на берег Енисея. Смотрела, как идет лед, прибывает вода. С каждым днем становилось теплее, пароходы готовились к навигации. Крупские взяли билеты на тот же «Св. Николай», который год назад доставил в Минусинск Владимира Ильича. Река то сужалась, сжимаемая монолитными базальтовыми скалами, то вдруг широко растекалась среди необъятных степей. И вокруг ни души, деревню от деревни отделяют десятки верст. Зато на каждой пристани толчея. Надежда Константиновна уходила с палубы только поздно вечером, когда черная вода сливалась с черным низким небом.
Еще прохладно. Иногда с далеких Саянских гор прилетает резкий порывистый ветер, но и он уже теплеет. Весна набирает силу. Зеленеют пихты и лиственницы, и даже вековые ели кажутся помолодевшими. Скоро должен быть Минусинск.
Пароход остановился. Надежда Константиновна, поднявшись на палубу, с удивлением разглядывала село, раскинувшееся на берегу. «Это Минусинск?» — спросила она одного из матросов. «Нет, барышня, до Минусинска не дойдем — вода низка. А это Сорокино. Отсюда до Минусы рукой подать — 70 верст». Опять задержка, пересадка. Затемно добрались до Минусинска. Городок немного больше Сорокина, правда, здесь есть каменные дома. В центре города двухэтажное каменное здание из красного кирпича — музей и библиотека Мартьянова.