Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
Мысль о лживости любимого человека так тяготит его. Вот и сейчас. Уже без четверти десять, а Людмилы все нет. Он поймал себя даже на том, что последнее время стал прислушиваться к болтовне этой девчонки, Инны Зубковой. Вот сегодня она прямо-таки навязалась к нему в машину, а он промолчал. Ему кажется, что Зубкова что-то знает о Людмиле, и он невольно ждет каких-то ее признаний…
Конечно, теперь это не было пошлым заигрыванием, которое раньше так коробило его в Зубковой. Больше того: ему казалось, что он ошибся в этой девушке. На работе Инна Зубкова появлялась теперь
По стуку входной двери и старческому покашливанию Василий Антонович определил, что отец вернулся с работы.
Может быть, и Людмила пришла? Он заглянул в переднюю, но знакомой шляпки на подзеркальнике все еще не было.
Жена перестает соблюдать приличия хотя бы перед его стариками! Бедная мама! А она еще затеяла какие-то пироги!
Вдруг в нем вспыхнула та решимость, с которой он когда-то выбивал самую сложную фигуру в городках — «письмо». Нет. Пусть он из парнишек с Казацкого вала, но он не позволит этой профессорской дочке топтать себя.
Когда Людмила вошла в комнату, встреча с мужем, казалось, ее обрадовала.
— Как хорошо, что ты уже дома! Ведь сегодня мама готовит нам целый пир…
Василий пристально взглянул на жену. Ее улыбка была явно искусственной.
— Слушай, Мила, — начал он, также заставив себя улыбнуться. — Мама сказала, что ты что-то потеряла… Это правда?
— Правда… — не сразу ответила Людмила.
— Аметистовую брошку? — подсказал Василий.
— Да, конечно, брошку, — обрадованно воскликнула Людмила. — Ты уже знаешь?
— Странно искать предмет, который лежит у тебя перед глазами! — и Василий спокойно взял с туалета массивную аметистовую брошь.
— Да, но я ведь ее потом нашла, — заторопилась Людмила. — У зеркала в ванной…
— И это странно… Сегодня я брился в ванной и отлично помню, что брошки там не было.
— Ты, наверное, не заметил… — тихо сказала Людмила.
— Да, возможно, — согласился Василий. — Впрочем, еще труднее мне было не заметить твоего отсутствия сегодня вечером.
— Неужели ты способен на мелочную ревность? Я не узнаю тебя!
— Дело совсем не в ревности, — с досадой сказал Василий и сурово взглянул на жену. Во взгляде его темных глаз Людмила прочла нечто непоколебимое, несгибаемое, что было ей так знакомо в характере мужа. — Но нет ничего подлее одного…
— Чего? — чуть слышно спросила Людмила.
— Лжи.
— Какая ложь? — дрогнувшим голосом спросила Людмила. — Мне просто позвонили…
— Кто? — перебил Василий, глядя на жену в упор.
— Боже мой! — воскликнула Людмила. — Ты ведешь себя прямо, как следователь! Ну уж если ты так хочешь — пожалуйста. Мне позвонила Маша Минакова, и мы поехали к портнихе…
— Минакова? — Василий побледнел. — Она, что же,
— Почему по междугороднему?
— Минакова вчера вечером уехала в командировку.
Лицо Людмилы выразило такую откровенную растерянность, что Василию невольно стало ее жалко.
— Мила! — сказал он, взяв ее холодные руки в свои. — Почему ты не расскажешь мне все? Что бы там ни было, но помни, что мы были настоящими друзьями. Хотя бы во имя этого прошлого окажи правду…
Но Людмила, опустив голову, молчала.
Василий Антонович резко встал и вышел из комнаты.
А за стеной, у стариков, была своя беда.
Придя с работы и только успев снять пальто, Антон Матвеевич почувствовал себя плохо. Он наотрез отказался от пирога, аромат которого разносился по всей квартире. И, не раздеваясь, лег на кровать и отвернулся к стенке.
После памятного свидания с «Николаем Петровичем» прошло около двух недель. И все эти дни в душе старика происходила мучительная борьба. Он все время порывался сообщить о происшедшем куда следует. Но боязнь погубить сына, которого он против воли так скомпрометировал, его удерживала.
Ведь тот тип недвусмысленно дал понять, что одно неосторожное слово Антона Матвеевича — и подлая статья с клеветой на Василия будет опубликована. Она прозвучит буквально на весь мир.
Не найдя в себе силы сразу поступить так, как подсказывала совесть, Антон Матвеевич считал, что столь долгое молчание ему нечем оправдать. Скорее всего его сочтут сообщником шпиона.
Иногда бывали какие-то просветы. На работе он забывался. Порой ему казалось, что это лишь страшный сон, что ему все чуть ли не померещилось.
Но когда он сегодня возвращался с работы, перед ним неожиданно возник «Николай Петрович». Только на этот раз не в синем плаще, а в скромном темном костюме, в мягкой шляпе вместо старенькой кепки. Он сказал, что должен сообщить товарищу Сенченко нечто важное. Они свернули в узенький безлюдный переулок.
Оказывается, худшие предположения оправдались. Корреспонденту газеты Петер-Брунна удалось заполучить у Храпчука снимки кабинета профессора Сенченко. А на фото обнаружились обличительные детали. Из них явствует, что работы ученого Сенченко носят разрушительный, военный характер. И еще одно. Этот тип сообщил, что Людмила — агент иностранной разведки и в ближайшие дни, несомненно, будет арестована.
А прощаясь, «Николай Петрович» добавил:
— Но все же помните, что у вас и у вашего сына имеются надежные друзья. Они ценят дар талантливого ученого и в нужный момент придут к нему и его семье на помощь.
На помощь… Разве нужна им помощь этих разбойников!
Так, ни слова не говоря, уставившись в знакомый коврик, лежал старый Сенченко.
Не смея его тревожить, Мария Кузьминична на цыпочках пронесла покрытое рушником «фирменное блюдо» и поставила его на стол. Но никто так и не прикоснулся к нему в этот вечер. Еще недавно это огорчило бы старушку. Но теперь, когда Мария Кузьминична чувствовала, что словно темная туча надвинулась на их дом, она промолчала.