Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
Сведения, полученные из другого источника, заставляют предполагать, что нарушителем является хорошо известный советским органам безопасности офицер иностранной разведки Франц Каурт.
— А, это из банды Петер-Брунна, — заметил генерал.
— Да, он самый… — подтвердил Сумцов. — Торговцы смертью не дремлют…
— Что ж, этого следовало ожидать, — задумчиво сказал генерал. — Ведь война для петербруннов — барыши…
Напрашивается вывод, что заданию,
Сумцов высказал также предположение о тех заданиях, которые, как ему кажется, поручены шпиону.
— Есть данные, что на этот раз мы сталкиваемся с совершенно оригинальным делом.
— Что вы имеете в виду? — задал вопрос внимательно слушавший его Важенцев.
— Я много думал, Евгений Федорович, и пришел к выводу, что в данном случае речь идет не о простой диверсии. Если мы не ошиблись и это действительно Каурт, то, несомненно, Петер-Брунн поручил ему какую-нибудь более деликатную операцию.
— Думаю, что это верно, Адриан Петрович. Такими сотрудниками они бросаться не станут, — согласился генерал. — То, что Каурт хорошо знает нашу страну, а русский язык ему почти родной, дает основания предполагать, что Петер-Брунн вероятнее всего использует его для работы с нашими же людьми.
— Да, Евгений Федорович. И кое-что уже установлено.
И Сумцов перечислил ряд фамилий известных советских граждан, которые, по его мнению, могут явиться объектом внимания этого разведчика. В числе прочих он упомянул молодого талантливого советского ученого Василия Антоновича Сенченко.
— Сенченко? Вот как! — сохраняя внешнюю невозмутимость, произнес генерал.
Но подполковник Сумцов, за долгие годы совместной работы хорошо изучивший своего начальника, знал, что у того за подчеркнутым спокойствием подчас скрывается совсем иное.
— Да, именно профессор Сенченко, — подтвердил Сумцов.
— И вы думаете, что Каурт здесь сможет чем-нибудь поживиться?
Сумцов не сразу ответил.
— Откровенно говоря, не думаю, Евгений Федорович. Мне представляется, что Сенченко и его семья неподходящие для этого люди.
— Вы можете ручаться, товарищ Сумцов? — неожиданно в упор спросил генерал.
Наступила пауза.
С весенним ветерком в открытую форточку врывался оживленный шум площади, носившей славное имя Дзержинского.
— Я убежден, товарищ генерал, в одном: мы не имеем права сбрасывать со счетов моральный облик людей, жизненную линию их поведения, наконец, все их прошлое, их заслуги перед страной.
Генерал внимательно смотрел на подполковника. Евгения Федоровича подкупало то волнение, с которым Сумцов говорил о судьбе чужих в сущности ему людей так, словно речь шла о его собственной семье.
— Предположим, вы правы, — согласился генерал. — Но ведь случается, что и хорошие в общем люди иногда срываются… В частности, возьмем жену Сенченко. Майор Власовский видит эту особу совсем в ином свете.
— Знаете, Евгений Федорович, — прямо взглянув на генерала, сказал Сумцов. — Насколько я успел заметить, майор Власовский предпочитает все расценивать в определенном свете… Видно, так ему сподручнее, — усмехнувшись, добавил он.
— Сподручнее? — повторил это
— Для карьеры, — резко ответил Сумцов.
— Ну, не будем пока читать в душах, Адриан Петрович, — остановил его генерал. Ему хорошо был известен прямой и горячий нрав подполковника. — Именно о жене Сенченко майор Власовский предъявил достаточно убедительные факты.
И генерал вкратце рассказал Сумцову о тех обвинениях, которые Власовский выдвинул против Людмилы Сенченко.
— А я, товарищ генерал, уверен, что этому найдется совсем другое объяснение. И я это докажу, — твердо сказал Сумцов.
— Было бы отрадно, Адриан Петрович.
Мысленно представляя себе стоящие перед ним трудности, Сумцов на мгновение задумался.
— Я бы пошел совсем иным путем. А о том, что семья Сенченко находится под прицелом иностранной разведки, говорит хотя бы этот документ.
Подполковник вынул из папки и положил перед генералом листок бумаги, испещренный витиеватым, очевидно старческим, почерком.
В письме были соблюдены все правила старой орфографии и даже буква ять.
Трудно описать, что делают со мной. Как только я вернулся домой, началось вокруг меня полное мракобесие. Всё с допроса на допрос. Видно, грозит мне заточение, а храму моему закрытие. Теперь вижу, что со злым умыслом поспешили они направить меня в твой дом, за что теперь терзают плоть мою. Всё требуют черной клеветы на тебя и на сына твоего Василия. Но дух мой непреклонен, и ты тоже не поддавайся, что бы тебе ни говорили. По глубокому моему разумению, козни сии исходят не иначе, как от новых наших фашистов, или, как их у нас называют, «ребяток Петер-Бруина». Не доверяя нашему почтамту, посылаю эти строки с оказией.
— А! Это тот свободолюбивый поп? — улыбнулся генерал. — Да, ему там еще покажут «свободу духа»…
— Конечно, — поддержал его Сумцов. — Но непонятно, Евгений Федорович, другое. Разве шум, поднятый вокруг визита попа к Сенченко, откроет им планы ученого и тайну его научного открытия?
Генерал покачал седой головой.
— В том-то весь и вопрос, Адриан Петрович, что главная их цель пока не ясна… Но мы должны ее установить. Я убежден, что она глубже, чем это может показаться на первый взгляд. Не забудьте, например, такой факт. Ведь Сенченко — активный участник движения сторонников мира. Возможно, дело идет о какой-нибудь провокации… А пока займитесь Кауртом. Не мог же он раствориться в воздухе! Где-то он живет, с кем-то он связан, кто-то ему помогает…
— Слушаюсь, товарищ генерал.
— Не скрою, Адриан Петрович, — произнес в заключение генерал. — Я сам буду рад, если ваша вера в семью Сенченко подтвердится. Но вы учитываете, какую берете на себя ответственность? Ведь любой вашей ошибкой есть кому воспользоваться. И это может вам стоить больше, чем репутации…
Взгляды двух людей скрестились.
— Я понимаю, о чем вы, Евгений Федорович… — выдержал взгляд Сумцов. — И готов.
Собираясь уйти, Адриан Петрович складывал бумаги в папку. Он, вероятно, был бы удивлен, если бы заметил, с какой теплотой следит за ним его старший товарищ.