Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
— Что ей надо? Переводы я делаю регулярно… Сумму повысил… Работа там у нее, — Власовский на минуту задумался, — общественно-полезная… Придет время, все это я спланирую без всякой этой… кустарщины.
Дядя Мока сочувственно смотрел на Виктора.
Как всегда, его восхищала способность Вити во всем, даже в самом обыденном деле, доискиваться до его большого общественного смысла.
Да и как не понять, что отставшая в своем культурном развитии женщина, вроде этой Варвары Бураковой, является тяжким грузом для его двоюродного племянника, такого растущего человека.
А
— Курица… где ей понять, что сейчас в башке у человека совсем иные дела. Мирюсь же и я с этим бараком, — обвел рукой Виктор Владиславович свою неуютную комнату, — и с этой бурдой, — кивнул он на чашки.
— На то ты и идейный! — проскрипел дядя Мока.
Власовский промолчал. Затем без стеснения он накинул шинель.
Гость тоже заторопился.
— А еще, Витя, такое дело, — замялся старик. — Должность завскуппунктом освободилась, а наш председатель тянет меня за душу — давай ему рекомендацию от ответственного… Хорошо бы… — не решаясь договорить, дядя Мока просительно взглянул на Власовского.
— Нет уж, в это ты меня, пожалуйста, не впутывай… Кажется, не трудно понять, что в моем положении я должен быть всегда настороже. Знаешь, дорогой мой, пословицу про жену Цезаря?
— Знаю, Витя, знаю, — вздохнул старик.
— Прошу, — сухо указал Власовский на дверь.
Выйдя на улицу, они едва приметным кивком головы распрощались. Так по молчаливому уговору было между ними условлено. Затем каждый пошел по своим делам.
Дядя Мока направился в скромный пункт скупки случайных вещей на Разгуляй. Вот уже шесть лет он там работал приемщиком. Виктор Владиславович поспешил в министерство.
Майор Власовский сдерживал себя, но волновался. Он полагал, что результаты сегодняшнего дня могут многое определить в его дальнейшей служебной деятельности.
А в своем рабочем кабинете Власовский углубился в то самое поглотившее, его дело, о котором он раздумывал все утро.
В 12 часов дня предстоял доклад генералу Важенцеву. Хотя генерал и не являлся прямым начальником майора Власовского, он все же вызвал его. Объяснялось это тем, что следы другого дела — о поимке иностранного шпиона, которым занимался подчиненный генерала подполковник Сумцов, — также привели к профессору Сенченко.
Готовясь предстать перед одним из старейших работников министерства, Власовский испытывал понятное волнение. Следовало привести в ясность и стройность свои мысли.
Данные по делу Сенченко пока что были таковы.
Несколько писем, к сожалению, анонимных, но, несомненно, идущих от разных лиц, сигнализировали о враждебной, если не прямо шпионской деятельности молодого, но уже известного профессора Сенченко.
И действительно, Власовский совершенно точно установил следующие факты.
Первое. Связь отца Сенченко с засланным в Советский Союз матерым шпионом Храпчуком. Проникнув в дом под предлогом старой дружбы, шпион получил ряд секретнейших данных о работах сына-ученого.
Второе. Жена профессора, Людмила Георгиевна Сенченко, находясь в заграничной командировке, завязала подозрительные связи. А по воз-вращении
Несомненно, что сам профессор Сенченко, будучи в таком окружении, не мог не знать обо всех этих фактах.
Власовский задумался.
Все эти папаши и жены, конечно, хороши, но все же это лишь гарнир, и к нему нужно солидное основное блюдо. А вот если удастся доказать предательство и самого ученого, дело получит чрезвычайно весомый характер.
Ну и что ж из того, что заявления были анонимными! Ведь сам его покровитель — высокий начальник, способствовавший переводу в столицу, не раз говорил, что любая анонимка имеет свою ценность. Главное — сорвать маску с врага народа. Вот и теперь. Взять хотя бы первый сигнал о вражеской деятельности Сенченко за подписью «Патриот». Подкупает знание обстановки в институте. Это наверняка написал один из подчиненных профессора. А вот именно такое письмо привело к столь ценному источнику информации о Сенченко, как его личная секретарша Зубкова. Какая удача, что именно перед докладом у Важенцева он еще раз допросил Зубкову!
Интересно… Как отнесется Важенцев к этому делу? Ведь от него так много зависит!
Стрелка часов показала без трех минут двенадцать.
Внешний вид и вся манера поведения генерала Важенцева несколько разочаровали Власовского.
— А, товарищ Власовский! Заходите, заходите, — совсем просто сказал генерал, как бы не заметив всей подчеркнутой торжественности появления майора с папкой подмышкой. — Присаживайтесь, потолкуем.
Власовский скромно, но с достоинством воспользовался приглашением.
— Так, так… Дело Сенченко? — указал генерал на папку. — Слушаю, говорите…
Трудно сказать, откуда в иные моменты у Власовского возникал дар слова. Как правило, с ним это происходило, когда он докладывал по начальству.
И сейчас Виктор Владиславович известные ему факты старался подать эффектно, в литературном, как он считал, изложении. Последнему обстоятельству немало способствовало то, что в свое время, еще будучи подростком, Витя Власовский в библиотеке дяди Моки начитался произведений Брешко-Брешковского.
Однако когда Власовский назвал Людмилу Сенченко «богемствующей сибариткой» и «моральным уродом», генерал поморщился.
— Нельзя ли, товарищ Власовский, без этих цветов красноречия? Ближе к делу.
Со свойственной ему легкостью Власовский тут же переориентировался.
Ну что же! Если этот старик не в состоянии оценить яркой манеры изложения, он докажет, что в равной степени умеет пользоваться строгим идейно-политическим языком.
Да и вообще подобные обветшавшие фигуры — а Власовский как только вошел, заметил утомленное выражение лица пожилого генерала — едва ли способны понять, какое перед ним богатое, перспективное дело! Чудаки… Они отстали от современности. Им бы только тешиться мыслью, что начали работать здесь еще при Дзержинском, да кичиться своим партийным стажем. Нет, будущее не за такими шляпами. Только тот, кто остро чувствует современность, — как, например, его высокий начальник, — способен сразу же учуять, чем пахнет.