Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
В это время в Берлине проходили события, судьбоносные для германской истории. Канцлер Гертлинг, в целом поддерживавший верховное главнокомандование, обратился к Вильгельму, настаивая на том, что заявление Троцкого — это «фактический разрыв перемирия». Правда, Гертлинг, в отличие от Гофмана, не предполагал объявлять о возобновлении войны, но он намеревался сделать заявление о прекращении 10 февраля действия перемирия (по условиям соглашения о перемирии это дало бы Германии с 18 февраля свободу рук) [69] . И хотя Гертлинг еще не объявлял о начале военных действий против России, было очевидно, что он клонит именно к этому.
69
Германия, док. № 242 от 11 февраля 1918 г. Тел. Гертлинга Вильгельму II.
МИД, как и прежде, выступал против, выдвигая теперь на первый план соображения внутриполитического характера. Германских «социал-демократов до сих пор удавалось удерживать в руках только благодаря тому, что они в некоторой степени убедились в том, что политика правительства направлена на достижение не завоевательного, а братского и равноправного мира, — писал 12 февраля по н. ст. в официальной записке один из заместителей Р.
70
Там же, док. № 246 от 12 февраля 1918 г. Записка Бусше.
Тем не менее 13 февраля на состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном совете под председательством кайзера было окончательно решено продолжать военные действия против России [71] и считать заявление Троцкого фактическим разрывом перемирия с 17 февраля (поскольку Троцкий делал заявление 10-го). Предполагалось, что официальное заявление о разрыве будет сделано германским правительством сразу же после того, как пределы советской России покинет находившаяся в Петрограде германская дипломатическая миссия во главе с графом В. Мирбахом [72] .
71
Там же, док. № 248 от 13 февраля 1918 г. Тел. Кюльмана в МИД Германии.
72
Там же, док. № 250 от 13 февраля 1918 г. Тел. Радовица в МИД Германии. В те дни Гофман записал в служебном дневнике: «Решение приступить опять к военным действиям — самое правильное [...]. Пока мы не дойдем до озера Пейпус [Псковское озеро], мы не остановимся» (Гофман. Записки и дневники, с. 239-240) Немцы планировали нанести России «быстрый и решительный удар», для чего, по мнению Людендорфа, не понадобилось бы крупной военной операции. Чтобы оправдать свои действия, немцы требовали теперь от всех окраинных народов России — украинцев, эстляндцев, лифляндцев и финнов — заявлений с призывами к Германии вмешаться «для восстановления порядка» (там же, док. № 249 от 133 февраля 1918 г. Тел. Кюльмана в МИД Германии для барона Бусше). Общий план действий был одобрен кайзером.
Глава седьмая. Средняя линия Троцкого: «ни мира, ни войны»
Находясь под гипнозом многолетней критики позиции Троцкого, нелегко окунуться в события тех дней непредвзято и объективно и взглянуть на происходящее глазами революционеров. Формула Троцкого «ни мира, ни войны», за которой в тот период стояло большинство ЦК РСДРП(б) и ПЛСР [1] , равно как и директива о демобилизации армии, были схожи с ленинским декретом о мире, выпущенным в пропагандистских целях в первые же часы после переворота [2] , или же с телеграммой за подписями Ленина и Крыленко на фронты об объявлении перемирия и начале мирных переговоров, хотя германская сторона согласия тогда еще не дала ни на первое, ни на второе. Мышление революционеров было декларативным. К тому же очередной приказ о демобилизации и без того таявшей армии, не контролируемой центром, мог неоднократно быть перекрыт центральными или местными приказами о мобилизациях. В революцию царила анархия. Разноречивые приказы были ее неотъемлемой частью.
1
«Брестский мирный договор противоречит всем началам интернационала, — писала левая эсерка Измаилович. — Мы его не подписываем и войны не ведем» (Измаилович. Послеоктябрьские ошибки, с. 13). Эта позиция ничем не отличалась от позиции «ни война, ни мир».
2
«Этот «декрет» стоит вне всякой связи с предшествующими переговорами о мире и, есть основания думать, вне всякой связи с переговорами будущими. Он представлял собою изложение не имевшей ничего общего с действительной жизнью программы», — писал Б. Э. Нольде в статье «Лига народов» (Международная политика и мировое хозяйство, с. 62). Только так декрет этот и мог восприниматься современниками — особенно в свете дальнейших событий: подписания грабительского мира, не принесшего окончания войне.
Заседание политической комиссии в Брест-Литовске закончилось 28 января (10 февраля) в 6.50 вечера. Вскоре после этого, еще до формального ответа Четверного союза на заявление советской делегации, т. е. не зная, принята ли формула «ни мира, ни войны», Троцкий телеграфировал Ленину:
«Переговоры закончились. Сегодня, после окончательного выяснения неприемлемости австро-германских условий, наша делегация заявила, что выходим из империалистической войны, демобилизуем свою армию и отказываемся подписать аннексионистский договор. Согласно сделанному заявлению, издайте немедленно приказ о прекращении состояния войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах. Нарком Троцкий» [3] .
3
Майоров. Борьба советской России, с. 215; Чубарьян. Брестский мир, с. 142.
Разумеется, телеграмма Троцкого была той самой декларацией, которая «в существе своем «должна была «стать известна всему миру». Но Ленин, вопреки решению ЦК, телеграмму Троцкого проигнорировал.
4
Там же; Майоров. Борьба советской России, с. 214-215.
Потерпев обычное для него в те дни поражение, Ленин и не думал сдаваться. Через своего секретаря (почему-то не лично) он передал в ставку верховного главнокомандующего приказ: «Сегодняшнюю телеграмму о мире и всеобщей демобилизации армии на всех фронтах отменить всеми имеющимися у вас способами по приказанию Ленина». Но Ленина не послушали. В 17 часов во все штабы фронтов была переслана пространная телеграмма за подписью Крыленки о прекращении войны, демобилизации и «уводе войск с передовой линии» [5] .
5
Там же, с. 215-216; Бонч-Бруевич. Вся власть Советам, с. 239.
По возвращении в Петроград Троцкий выступил на заседании Петроградского совета. Он указал, что Германия скорее всего не сумеет «выслать войска против социалистической республики. 90 шансов из 100 за то, что наступление не удастся и только 10 шансов за наступление. Но я уверен, что наступления не будет» [6] . «Это был единственно правильный выход, — комментировал Зиновьев. — [...] Мы, несмотря на все [...] крики отчаяния «правых», глубоко убеждены, что наступления со стороны немецких империалистов быть в данный момент не может» [7] .
6
AT, Т-3742. Л. Ступоченко. Пролетарская революция, 1923, кн. 4, с. 97-98.
7
Зиновьев. Сочинения, т. 7, ч. 1, с. 499-500.
Петросовет поддержал решение советской делегации в Бресте большинством голосов [8] . Днем раньше Исполком петроградского комитета партии также высказался за разрыв переговоров с немцами, против политики «похабного мира» [9] . 30 января (по ст. ст.) за разрыв переговоров выступил Моссовет [10] . Позиция Троцкого была поддержана левыми эсерами [11] и одобрена немецкими коммунистами. Последние, как и Троцкий, считали, что «при крушении переговоров Центральные империи вряд ли будут в состоянии причинить России новый крупный военный ущерб, несмотря на нынешнее состояние русских армий. Война на русской границе все больше должна была бы сходить на нет» [12] . Такого же мнения придерживался считавшийся экспертом по Германии Радек [13] .
8
Там же, с. 501.
9
Чубарьян. Брестский мир, с. 220-221.
10
AT, Т-3742. Статья из «Последних новостей» от 2 марта, № 5457.
11
Германские условия «были отвергнуты советским правительством в лице его большинства», — писала Измаилович (Измаилович. Послеоктябрьские ошибки, с. 12). «Казалось, что положение не которое время будет устойчивым, что германским генералам не удастся опять возобновить войну с Россией, — считал Штейнберг. — [...] Мы не дадим своей подписи под миром, который не освободит, а закабалит народы [...]. Но в то же время мы с германским, австрийским, турецким и болгарским народами не будем больше и воевать, ибо мы не допускаем мысли, чтобы он опять под вашей рукой шел на мирную революционную Россию, мы демобилизуем нашу армию. Не воевать и не подписывать мира — вот как русская революция ответила на наглые домогательства германского империализма (Штейнберг. Почему мы против Брестского мира, с. 11-12).
12
AT, Т-3742.
13
«Новый поход немецкого империализма в глубь России, — писал Радек, — ввиду его политической бесцельности и даже опасности, которыми он угрожает немецкому империализму [...] невозможен» (К. Радек. Брест— Литовск).
Политические деятели Австро-Венгрии, уведомленные о намерениях немцев объявить перемирие прекращенным с 17 февраля, были повергнуты этим решением в растерянность. «Наше мнение о том, что 17 февраля истекает срок перемирия, в большинстве случаев не разделяется здесь даже правительственными кругами», — сообщал из Вены в МИД Германии 15 февраля германский посол в Австро-Венгрии Б. Ведель. Австрийский посол в Берлине К. Мерей был буквально «ошеломлен» и считал, что без формального ответа на заявление Троцкого, чего сделано пока еще не было, разрывать перемирие, исчисляя от 10 февраля, невозможно [14] . Тогда 16 февраля в телеграфное бюро Вольфа было передано для публикации официальное сообщение германского правительства о том, что заявление Троцкого рассматривается Германией как разрыв переговоров и перемирия. «Датой разрыва перемирия, — указывалось в сообщении, — следует рассматривать 10 февраля» и «по истечении предусмотренного договором семидневного срока германское правительство считает себя свободным действовать в любом направлении» [15] .
14
Германия, док. № 253 от 15 февраля. Тел. Веделя в МИД Германии.
15
Там же, док. № 255 от 16 февраля 1918 г. Тел. Бусше в штабквартиру главнокомандования войск Восточного фронта.