Крушение
Шрифт:
Когда это было? Память опять проваливается…
Вражьи цепи обогнули Мамаев курган подковой. Бусыгин в этот момент находился у подножия кургана. Тяжелый снаряд завалил его землей. И теперь лежит он, ни живой, ни мертвый. Он не знает, серьезная ли рана, хотя жжет бок, жжет все тело. Уже садится солнце. Похолодало. Скоро будет совсем темно. Он хочет встать, и тотчас валится на землю. Кто–то ударил по голове…
Прямо перед его глазами выросла каска. Громадная, темная и лобастая, с двумя рожками — немецкая каска.
И еще не один день держался редут Силантия.
Что ни предпринимали немцы, пытаясь уничтожить его защитников, — и приступом хотели взять,
Отбитая ночная вылазка радовала защитников редута, но и не предвещала им ничего хорошего. «В отместку немцы днем дадут такое, что и не сдюжить», — подумал Силантий.
Спать никто не ложился. В небе мигали крупные звезды. Срываясь, они тотчас гасли, оставляя рассыпчато–дымный и медленно тающий след…
Дед Силантий не любил видеть падучие звезды. Они не предвещали ничего доброго, только урон, только горе… Не смогли вынести с поля боя еле живого Степана Бусыгина, убит Антон. Падая, сраженный пулей, он только и успел крикнуть: «Эх, мать честная, и жениться не успел!» Погибли и другие… Какой уж траур, если беспрестанно падают звезды. А редут должен стоять. «Каждый дом нужно превратить в крепость…» — так вещал расклеенный по городу приказ, так думал Силантий.
— Где теперь тот милиционер, который, боясь паники в городе, требовал не строить укрепления? Небось, сбежал на тот берег. А мой редут стоял и будет стоять! Назло Гитлеру, назло всей его взбесившейся империи! — уже вслух думал Силантий.
— Не кипятись, дед. Твоя заносчивость может боком обойтись! — остановись возле него, сказала Юлдуз.
— Это как так боком? Значит, желаешь моему редуту погибель? — двигаясь на нее, грозно проговорил Силантий. — И это называется сноха… Хороша сноха! Да я…
— Не кипятись, — спокойно повторила Юлдуз. — Дерево не рубят одним взмахом. И ты должен подумать, как удержать редут. Это завещал тебе Степан Бусыгин…
— Когда это твой Степа завещал? И почему завещал? Что он, мертвый? Почему я не слыхал от него этих завещаний? — набросился дед Силантий.
— Не бушуй, говорю, — остановила Юлдуз. — Когда сторожили мы редут, так он наказывал… передать лично, чтобы ты, в случае осложнения, связался немедленно со штабом и попросил поддержки, какого–то… локтевого взаимодействия. Я и сама не пойму, что это значит. Только, говорит, без этого редут не выдержит осады.
— Не каркай вместе со своим Степой! — озлился Силантий и добавил уже отходчиво: — Он указал, где этот штаб размещается и как в него попасть?
— Старикам там делать нечего, — ответила Юлдуз, загадочно улыбаясь уголками рта.
—
— Их могут и принять с почестями, — поправилась Юлдуз. — В общем, зазывают, могут и чайком угостить, а потом этапным порядком гонят на баржу и на тот берег, как противопоказанных мобилизации. — Нагоняя таким образом страхи на деда Силантия, сноха хотела, конечно же, сама попасть в штаб, узнать, между прочим, про Бусыгина, сумел ли он пробиться к своим и как можно свидание с ним устроить. Дед же Силантий, услыхав про этапный порядок, забеспокоился, полопатил бороду, сгреб ее в руку, оттягивая до боли вниз.
— Так что же делать–то? Ты уж, добрейшая сношенька, помоги, как это локтевое взаимодействие учинить? — попросил наконец Силантий.
— Женщин, тоже забирают, — ответила Юлдуз, еще более подзуживая старика.
— Вот те раз, — проговорил упавшим голосом Силантий — Не наговаривай на себя напраслину, сноха. Слыхал я, девицы, в общем, женщины воюют наравне с мужиками. Так что тебя никто не заберет. Да и вдобавок гимнастерку можешь надеть, которую намедни стирала, — совсем будешь похожа на армейку!
Порешили: пока не развиднелось, Юлдуз проберется в штаб и доложит о редуте, выскажет нужды, при этом дед Силантий загибал пальцы, говоря:
— Нужно людское подкрепление подбросить — это раз, гранаты и патроны позарез нужны — это два, смолы бы разжиться, бочки две прикатить — это три, заимодействие наладить — четыре, а в остальном бери, что сам начальник предложит.
— А зачем смола–то нужна? — не поняла Юлдуз.
— Я их, басурманов, буду паклями жечь! — погрозил Силантий в сторону немцев. — А ежели… одним словом, ежели погибель… себя не пожалею!
— Да ты что, дед, с ума спятил? — всплеснула руками Юлдуз, — Да разве можно? Да это я вернусь и ни тебя, ни Гришатку в живых не застану!
— Застанешь, — заверил дед. — И поспехай, а то светать скоро будет.
Пробираться в тыл было тревожно. Немцы обложили полукружьем высоту, держа на прицеле одинокий дом с каменной оградой, и Юлдуз пришлось вначале ползти, потом, пригибаясь, бежать вдоль канавы, пока не достигла она высоких строений. Правда, от этих строении остались одни обгорелые стены да свисающие потолочины но все же тут было безопаснее, чем на открытом взгорке. Она храбро подошла к выглянувшему из развалин солдату с винтовкой, требовательно махнула рукой, чтобы ружьем не баловал и отвел ствол в сторону. Солдат повиновался перед такой прытью женщины, а на вопрос Юлдуз, где находится штаб, ни слова не проронил, только опять направил на нее ружье и велел следовать впереди него. «Чумной», — сверкнула она чернью глаз, вести себя под ружьем позволила, потому что немножко знала про строгие армейские порядки, и поэтому лучше не ввязываться в перебранку.
— Товарищ лейтенант! Товарищ командир роты! Тут женщина! — заглядывая куда–то в подземелье, позвал солдат.
— Убирай ты всех к чертям, чтоб не демаскировали! — ответил голос из подземелья. — Кто? Женщина? — немного погодя спросил смягченный голос.
Солдат будто не поверил самому себе, вновь оглядел ее, посомневался, увидев на ней гимнастерку, ответил:
— Ну да, женщина… В юбке.
С командиром роты, приятно зазывающим ее в блиндаж отдохнуть, Юлдуз не стала разговаривать, пригрозила, что если к командующему не доставит ее, то отвечать будет, конечно же, он, бедовый лейтенант. И потому, как бойко и запросто назвала она командующего, а его, лейтенанта, назвала бедовым, пришлось ему вежливо предложить свои услуги и стать провожатым.