Крушение
Шрифт:
Смогут ли русские собраться с силами и перейти в наступление? Трудно судить. Во всяком случае, донесения фронтовой разведки и радиоразведки отмечают появление под Сталинградом новых советских дивизий…
Никто не осудит его, Гальдера, что он молчал, что он был слеп, ежедневно приносил сводки и докладывал.
Всякий раз Гитлер продолжал упрямо твердить, что русские мертвы. В обидных репликах он обвинял генеральный штаб в бездеятельности и неспособности.
«В нем живет демон, — подумал Гальдер. — Мания величия вместо стратегии. И месть он возвел в руководящий принцип». Разумеется, Г альдер этого не может высказать вслух. Боже упаси дать хотя бы оскорбительный намек!
Наутро Гитлер позвал
До той поры, пока он осипшим голосом мямлил чтото о растянутости линии фронта, удерживать которую не хватает войск, жаловался на союзные армии, называл их армией сидячей забастовки, Гитлер слушал терпеливо и как будто даже наклоном головы выражал согласие. Но вот Гальдер заговорил о прогнозах на будущее. Гитлер пошевелил усиками, приподнял руку, что было верным признаком — его терпению пришел конец.
— Подождите, наберитесь терпения, мой фюрер, — взмолился Гальдер. С этими словами он решил огласить документы и расчеты, говорящие о том, что еще в 1942 году в районе севернее Сталинграда, западнее Волги, Сталиным сформированы новые воинские соединения общей численностью от одного до полутора миллионов человек, что месячная советская продукция в танках составляет по меньшей мере 1200 машин…
Не успел Гальдер оторвать взгляд от бумаг, как фюрер набросился на него с кулаками, вырвал бумаги, скомкал и растоптал их.
— Прекратите нести эту идиотскую галиматью! — вскрикнул Гитлер. — Иначе я вас… — Он подставил кулак к посиневшему лицу генерала. — Только наивные и однобокие теоретики могут быть введены в заблуждение этими жульническими махинациями Сталина! А я… я… Адольф Гитлер ниспослан богом! И сомну всех вас… Всех… Вместе с этим черным Сталиным! — И фюрер указал пальцем на дверь.
От нервного потрясения Гальдеру стало дурно, выходил он медленно, шатаясь, не чувствуя под ногами пола.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мрачное настроение передалось и генерал–фельдмаршалу Кейтелю. Последнее время он ходил сам не свой, тревожась, что попадет в немилость фюреру. Он знал, что Гитлер разгневан, мечет гром и молнии на высших штабных работников, на генералов полевых войск и Замышляет со многими разделаться. И это в то время, когда немецкая армия все еще наступает, войска Паулюса прочно стоят на Волге.
«Странно, что его так коробит, — подумал Кейтель. — Только бы радоваться, награждать за рыцарские подвиги, а он, наоборот, грозится снимать, разжаловать…» Конечно, Кейтель знал, что у фюрера есть причины гневаться. Это было ясно даже из туманных намеков рейхсмаршала Геринга. Когда Кейтель вчера в частной беседе попросил его сообщить, как намерен поступить фюрер с Йодлем, рейхсмаршал, развалясь в широченном кожаном кресле, заметил, что таких самочинных генералов, как Иодль, нужно сажать в карцер, а ему, Кейтелю, дал понять, что ион серьезно повинен. «Я не уполномочен разбирать ваше дело. Сумеете уговорить его — спасете себя!» — подчеркнул Геринг й, поглаживая руку с перстнем, посмотрел на портрет фюрера, как бы подчеркивая этим, что нужно и душою и телом быть ему верным.
Весь остаток дня Кейтель находился в отчаянии. Идти или не идти к фюреру — для него был вопрос решенным. Надо идти, и как можно скорее, потому что завтра будет поздно, завтра может попасть в опалу ион, главный военный советник. Но, зная жесткий, вспыльчивый характер фюрера, Кейтель побаивался: а вдруг не сумеет отвести от себя удар? «А все из–за этого Иодля, — злился Кейтель. — Хватило у него ума отменить приказ фюрера.
Закрывшись у себя в кабинете, он допоздна не переставал обдумывать, как выгородить себя в глазах Гитлера. Занимая пост начальника штаба верховного командования, Кейтель знал, что фюрер недоволен отдельными высокопоставленными лицами. «А что, если подобрать ему характеристики и явиться по вопросу перемещения… Это будет очень кстати», — соображал Кейтель. И он ухватился за эту спасительную мысль. За долгие часы раздумья Кейтель перебрал в памяти многих генералов, припоминал допущенные ошибки теми или иными командующими группами и армиями, работниками крупных штабов. Больше всего доставил хлопот генерал–полковник Иодль. Он был в подчинении у Кейтеля, и это особенно раздражало. «Значит, я тоже виноват. С меня в первую очередь спросят за поступки подчиненного, — размышлял Кейтель, но тотчас и отмахнулся: — А впрочем, почему я должен отвечать? У него своя голова на плечах, пусть и отдувается. В конце концов, это поможет мне разделаться с ним!»
Поступить таким образом диктовало Кейтелю и его личное уязвленное самолюбие. Последнее время слишком резко бросалось в глаза, что Иодль держит себя высокомерно, хочет подмять его, Кейтеля, под себя. Кейтелю и раньше не нравилась в Иодле его надменность. Бывали моменты, когда Иодль лез через голову Кейтеля с докладами к фюреру, пренебрегал мнениями своего начальника, и все ради того, чтобы возвыситься самому, а других, а Кейтеля, оттеснить. Теперь есть случай прижать Иодля к ногтю. «Валить надо на него. Расправиться по всем правилам!» — подумал Кейтель и направился к фюреру.
Был полдень 18 сентября, когда фюрер принял Кейтеля.
Перешагнув порог кабинета, генерал–фельдмаршал взбросил руку кверху и держал ее дольше обычного, внутренне колеблясь, — подойти к столу, спросить соизволения сесть или вот так стоять, пока фюрер не предложит сам. Не сдвинулся с места, ноги будто скованы.
Недовольно и, кажется, с неприязнью посмотрел на него Гитлер и отвернул взгляд холодных глаз. Молчание становилось в тягость, и Кейтель принужденно заговорил:
— Мой фйрер, я должен переговорить с вами по вопросу о кадрах в свете событий последних недель. Я смею доложить… — произнеся эти заученные фразы, он запнулся и начал говорить не о том, что думал, и только потом, все еще стоя, навытяжку, вернулся к тому, главному, ради чего прибыл.
— В течение этого года, — говорил он, притворно выдавая себя обиженным и оскорбленным, — дело пошло так, что генерал Иодль, ранее бывший моим помощником, стал выступать на первый план. Он выполнял ваши задачи и, минуя меня, брал на себя больше, чем было на него возложено. Я признаюсь, что неоднократно напоминал ему о его месте, о том, что он не имеет права принимать самостоятельных решений… Вы, мой фюрер, придерживались того же мнения…
Кейтель говорил явно угодливо и, конечно, рассчитывал на снисхождение. Но Гитлер сидел все так же с искаженным злобой лицом — все, о чем говорилось, раздражало его.
— Не знаю, как вы намерены поступить, мой фюрер, — продолжал Кейтель, — Когда возникали какие–либо затруднения, вы давали мне полномочия… Из этого я всегда заключал, что вы и от меня ожидали инициативы. Мне не требуется напоминать о том, что я уже докладывал однажды относительно перевода генерала Иодля на другую должность, дав ему возможность действовать в другой области. А вот теперь, во время поездки на Восточный фронт, Иодль поступил просто подло. Имелся ваш ясный приказ. Нетерпимо, когда недвусмысленное ваше решение самовольно изменяется. И то, что это сделал представитель верховного штаба, тем более непростительно, и я считаю дальнейшую работу с ним невозможной. Однако воля ваша… — Кейтель на мгновение замолчал, ожидая, какое впечатление произведут его слова на фюрера.