Крутая волна
Шрифт:
Это развеселило остальных, они успокоились, и дальнейшее составление протокола прошло без задержек. Когда протокол был составлен, Чуднов- ский подал его Антонову, и тот огласил список арестованных. Кроме министров в нем оказались генерал по особым поручениям при верховном главнокомандующем Борисов, адъютант Керенского прапорщик Чистяков и помощник Коновалова по военным делам Рутенберг.
Почти обо всех этих людях Гордей слышал и сейчас с любопытством разглядывал их. Кто-то из них держался высокомерно и независимо, кто-то пугливо, кто-то настороженно, но все вместе они выглядели растерянно и жалко.
— Все? — спросил Антонов.
— Меня забыли, — К столу едва просунулся толстый господин. Пока составляли протокол, он сидел на диване и бесперестанно курил.
— Кто такой?
— Терещенко, министр иностранных дел.
— Благодарю вас. Запишу последним — девятнадцатым. Теперь все?
— Кажется, все.
— Прошу одеваться.
Министры начали одеваться: одни — суетливо, другие — не торопясь. Их не подгоняли, матросы расступились, освобождая проход.
— Как же мы их доставим в крепость? — спросил Антонов у Чудновского. — Надо бы поискать их автомобили.
— Где их теперь найдешь?
Матросы зашумели:
— Чего там автомобили! Пускай пешком прогуляются, по ветерку.
— Покатались — хватит!
— Ну хорошо, хорошо, — согласился Антонов. — Так и быть, доставим их пешим порядком. Товарищ Шумов, составьте конвой, только понадежнее.
Гордей начал выстраивать вдоль прохода конвой. Отобрал только матросов своего отряда, остальные запротестовали — им тоже хотелось сопровождать в крепость Временное правительство. Особенно настаивал все тот же солдатик в рваной папахе.
— Возьми ты меня, ради христа, уж у меня оне не сбегут, я хоть и мал, да удал.
— Ну, коли удал, становись в строй, — уступил Гордей не столько потому, что поверил в уда- лость солдата, сколько стараясь загладить вину перед ним.
Строй получился длинный, даже не уместился в зале: впереди матрос, за ним арестованный, сбоку еще двое матросов, сзади опять матрос, за ним еще арестованный… Замыкал строй повеселевший от доверия солдатик.
Пока Гордей расставлял по местам арестованных и конвоиров, Антонов наказывал Чуднов- скому:
— Назначаю вас комендантом Зимнего дворца. Этот зал сейчас же опечатайте, потом здесь произведем обыск. И выставьте везде караулы, чтобы тут никто не озорничал и не растаскивал ничего. А в первую очередь пошлите нарочного в Смольный, к Ленину, с донесением, что Зимний взят. Лучше пошлите двоих.
— Есть, отправлю немедленно.
— Товарищ Шумов, у вас все готово?
— Готово.
— Тогда пошли.
Процессия двинулась к выходу.
Шли по тем же залам и комнатам, по которым добирались сюда. Но теперь можно было не спеша оглядеться, и Гордея поразило их великолепие. «Сколько же на все это денег угрохано было? — по — крестьянски хозяйственно прикинул он. — Поди, вон за одну ту золотую побрякушку заплачено столько, что город поставить можно. Неужто теперь все это наше? — И тут же одобрительно подумал о распоряжении Антонова поставить караулы: — Верно, как бы не растащили…» И пока шли к выходу внимательно следил за тем, чтобы никто из конвойных ничего не взял или не повредил. Но никто ничего не трогал, должно быть, каждый понимал, что все это теперь принадлежит им — матросам и солдатам, рабочим и крестьянам, — принадлежит не каждому в отдельности, а всем сразу, что все это их, общее. Они еще не знали, как будут им пользоваться, но уже относились к нему по — хозяйски, бережно.
Когда спускались по лестнице, маленький солдатик, ковырнув носкам ботинка выщербленную пулей мраморную ступень сказал с сожалением:
— Вот, язви те в душу, какой матерьял попортили, ему же сносу не было бы.
Во дворе было уже темно, с залива дул холодный осенний ветер, он гнал от адмиралтейского сквера промороженные, хрустящие листья, обрывки каких-то бумаг, колючие крупинки снега.
У поезда скопилась огромная толпа солдат и матросов. Должно быть, кто-то уже предупредил их, что ведут Временное правительство.
— Куда вы их ведете, товарищи?
— В Петропавловскую крепость.
— Сбегут ведь, сволочи! Керенский-то от вас, сказывают, утек?
— Да не было тут Керенского!
Толпа напирала, строй нарушился, и Гордей боялся, как бы в этой толкотне действительно кто-нибудь из министров не убежал.
— Товарищи, пропустите же в конце концов! — умолял он.
Его не слушали, толпа все напирала, всем хотелось посмотреть на правительство, хотя в темноте вряд ли можно было его рассмотреть. Опять послышались выкрики:
— Прикончить их тут — и баста!
— Вон тому толстопузому штыком в брюхо очень даже способно будет.
— Товарищи! Не трогайте их, мы их арестовали, а потом судить будем. Все должно быть законно, — убеждал Гордей.
— А они сами-то закон соблюдали?
Уговоры не помогали. Тогда Гордей вышел вперед, за собой поставил человек восемь самых здоровых матросов и стал расчищать проход. Приходилось попросту расталкивать людей, кое — кому основательно перепало. Люди, хотя и неохотно, начали расступаться и уже без злобы, а огорченно говорили:
— Хотя бы разок стукнуть дали. Хоть вон того бородатого.
Наконец вскэ процессию удалось завести в узкий проход между поленницами дров, окружавшими дворец. Министры были основательно перепуганы и теперь жались поближе к охранявшим их матросам. Министр юстиции Малянтович Даже попросил Гордея:
— Позвольте мне взять вас за кушак? Так мы не потеряем друг друга.
Гордей позволил, и министр вцепился в его поясной ремень.
Однако, пока перелезали через поленницы, шесть министров потерялись. Пересчитали снова. Выяснилось, что потерялись пятеро, шестой — Терещенко — не смог самостоятельно перелезть через поленницу, пришлось ему помогать. Пока пересчитывали, опять собралась толпа, заволновалась.
— Приколоть их тут надо!
— Пятеро удрали, убегут и остальные!
Антонов старался успокоить толпу. Его тоже почти не слушали. Тут неожиданно вмешался солдат в рваной папахе, по фамилии Третьяков, которого Шумов взял в конвой.
— Чего орете? — напустился он на обступивших их людей. — Порядку не знаете? Мы их черт- те где отыскали, а вы — прико — о-ончить! Ишь какие умные выискались!
— А где вы их нашли? — миролюбиво спросил кто-то.