Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
– Погоди, погоди… то есть все эти цифры – названия московских банков?
– Ну да!
– И ты их определил?
– Ну да!!! Значит, слово «граф» у нас уже есть. Дальше 98-12 – это Интерпрогресс, буква И. Я тебе полностью номера телефонов говорить не буду, это очень долго. 21-37 – Солидарность, 16-60 – Оргбанк, 10-19 – Русский Депозитный Банк. Что вы-шло?
– Сор!
– Правильно. Поехали дальше: 62-40 – Меритбанк, 42-74 – О.К.Вавилова, 02-44 – Янус-банк…
– Моя!
– 26-84/д.123 – Новая ЭкономПозиция, 40-50/55-29 – Инвестсбербанк, 24-10 – Шанс-банк, 35-35 – Альфа-банк!
– Ниша! Ниша!
– Да. Да. Да.
– Не слабо. Ох как не слабо! Ладно, уговорил, подаю в отставку, гением будешь зваться ты. Но все-таки – какой банк? Он тут нагородил… сколько? – пятнадцать названий! Это, конечно, сужает круг поисков, но все-таки их до хренища. А ты говоришь, что знаешь название. Как ты его вычислил?
– Неужели не понимаешь? Это чертов притворщик – ну что он мог выбрать, что? Конечно, «Янус»! Двуликий Янус!
– Янус… Янус, Янус… А ты знаешь, очень может быть.
– Может быть? Точно! Клянусь тебе! Спорим?
– Всё б ты спорил, всё б ты спорил… Насчет Януса – идея хорошая, но что-то меня в этом списке цепляет, еще что-то… Гагаринский, Российский капитал, Авангард, Фундамент-банк, Интерпрогресс, Солидарность, Оргбанк, Русский Депозитный Банк, Меритбанк, О.К.Вавилова, Янус-банк, Новая ЭкономПозиция, Инвестсбербанк, Шанс-банк, Альфа-банк… Янус-банк… Подожди! Посмотри на текст письма. Не на цифры – только на текст:
«В правительство
от пациента Простилкина,
которого все считают сумасшедшим
СРОЧНАЯ ШИФРОГРАММА
(= граф и сор моя ниша)
Срочно должен сообщить, что врачи держат меня здесь насильно, а я знаю средство спасения маленького мира и возвращения прошлого. Это не машина времени для всех, но я точно знаю, как вернуть в прошлое одну женщину.
Надо только набрать этот код и использовать свой последний шанс.
…Помогите мне, правительство! Люди! Последний шанс спасти мир от подлецов и врагов!
Рассудок – суд срока. Предатель = дать тел(о). Лечили рабов – врачи болели
Пациент Простилкин, которого сделали сумасшедшим насильно».
Посмотри внимательно! Тебя тут никакое слово не цепляет?
– Шанс… Слово «шанс» повторяется дважды!
– Точно. Точно! Это банк «Шанс». Не «Янус», а «Шанс»!
– А ты знаешь, похоже. То есть он нас уже вообще считает за безмозглых идиотов, если откровенно это слово называет, – и думает, что мы не догадаемся?
– Ну так ведь мы и не догадывались.
– Зато теперь – догадались! Теперь мы знаем банк! Осталось только…
– Да. Остался только код.
– Код, код… Код!
– Ничего. Я думаю, что код в той бумажке, которую он передал сам знаешь кому. Недаром же он дважды фактически называл ее имя в письмах.
– Не тяни резину! Доберись до нее!
– Доберусь, не переживай. Доберусь. И до бумажки, и до нее.
Нет, это был не просто звонок. Это был настоящий трезвон: кто-то воткнул палец в кнопку и, полное впечатление, не собирался ее отпускать.
Все трое: Алёна, Капа и Костя – переглянулись, как воры, застигнутые на месте преступления. Потом Костя заметался по комнате – просто поразительно, как проворно умудрялся передвигаться этот большой, длинноногий и длиннорукий мужчина! Проворно и совершенно бесшумно.
Спустя мгновение Алёна поняла, что метался Костя не просто так: он явно выискивал место, куда спрятаться. За кресло, стоящее в углу, ввинтиться не удалось, как не удалось заползти и под диван: для этого потребовалось бы сделаться плоским, словно лист бумаги. Большой стол, на котором стоял компьютер, вроде бы подошел, Костя под него, как принято выражаться в Нижнем Новгороде, убрался , но было видно, как он там сидит, скорчившись, а поэтому он проворно выбрался наружу и наконец-то нашел себе пристанище между книжным шкафом и окном. Это небольшое пространство было завешено оконной портьерой, и вот под ней-то Костя и скрылся, предварительно вытеснив оттуда свернутый в трубочку и убранный на лето ковер. Ковер лег посреди комнаты, а Костя вытянулся за портьерой.
Все это время, пока Костя выискивал себе убежище, Алёна и Капа молча водили туда-сюда глазами, следя за его передвижениями, а как только он замер под прикрытием портьеры, женщины уставились друг на друга.
Глаза Капы были полны слез.
– Алёна… Леночка… – пробормотала она, тиская свои маленькие, тощенькие ручки так, словно непременно хотела отломить их. – Помогите! Помогите нам! Это за ним пришли, не отдавайте его!
Ее голос был едва слышен за непрекращающимися звонками. Но когда они прекратились, оказалось, что Капа чуть ли не кричит – истерически, пронзительно:
– Спасите его!
– Откройте, милиция! – раздалось за дверью, и Капа онемела, зажала рот руками.
Господи, какая еще милиция?! Откуда?
А, понятно. Это вчерашние менты проснулись. Алёна в припадке вполне постижимой бравады бросила им вчера визитку, словно перчатку, и вот они явились звать ее к барьеру… Садисты! Главное, среди ночи притащились, и «мстя» их за ложный вызов будет, конечно, ужасна. Однако не совсем понятно, почему так тряслись Капа и ее приятель. Уж не сбежал ли он из психушки? Или, чего доброго, из тюрьмы?!
Господи, сколько ужаса в Капиных глазах!
– Откройте, милиция!
Придется открыть, делать нечего. И помнить, что наступление – лучший способ обороны.
– Кто там?
Так, повозмущенней!
– Открывайте, отдел охраны!
Охраны чего, интересно?! Охраны памятников старины? Притащились какие-то извращенцы среди ночи, вот же…
Отдел охраны?!
Сигнализация!
Сработала сигнализация! Алёна впустила Капу и этого ее… Господи, как же его… Костю Безфамильного, совершенно забыв, что включала на ночь сигнализацию!