Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
– Да нет, он удрал! – уже со слезами в голосе перебила Сусанна. – Вот сюда! – И она, обернувшись, толкнула парадную дверь.
Алёна только ахнула. Эта дверь вела на высокое крыльцо, выходившее на улицу Ижорскую, но за все восемь лет жизни здесь Алёна ни разу не видела ее открытой. Кажется, она была заколочена, а может, просто накрепко заперта. Кому же понадобилось ее открывать?!
Да, если Пиратка прошмыгнул сюда, пиши пропало. Ижорская – улица бойкая, это вам не тихий дворик…
– Теперь надо кого-то из мужчин просить заколотить или замок поставить, – горестно сказала Сусанна. – А у нас в подъезде такие мужчины… Не допросишься зимой крылечко почистить, лампочку над входной дверью сменить! Просто бе…
Она осеклась, настороженно воздев голову:
– Леночка, вы слышите?..
Алёна прислушалась.
– Мя-ау…
– Пиратка! – закричала Сусанна и, подобрав длинную цветастую юбку, понеслась вверх по лестнице, как молодая. Навстречу прыгал котяра, и вот уже хозяйка со своим любимчиком слились в экстазе.
– Слава богу, – усмехнулась Алёна, выходя на улицу. Ой-ёй, она уже опаздывает…
Пробежала через двор, выскочила из арки. Такси, вот повезло! Алёна замахала обеими руками.
Водитель, рыхлый чернявый мужик с пивным брюшком и влажными глазами чуть навыкате, очень внимательно вчитался в английские буквы на Алёниной груди, оценил ее джинсы, потом спросил:
– Куда надо?
– На вокзал.
– Какой?
– А что, у нас много вокзалов? – удивилась Алёна, даже подпрыгивая от нетерпения.
– Конечно. Аж пять. Речной, три автовокзала и Московский железнодорожный.
– И правда! Ну, мне на Московский.
– Двести рублей.
– Сколько-сколько?!
– Двести.
– Ну, ерунда какая! – решительно сказала Алёна. – Сто пятьдесят днем, а двести – это ночью.
– Умная очень! – хмыкнул шофер. – Ладно, сто пятьдесят. Села, поехала.
Алёна села и поехала.
Хорошо, что согласился за сто пятьдесят, а то у нее только сотня и полсотни – без сдачи, и еще пятьсот одной купюрой, и пресловутая стодолларовая бумажка для Носачева. Можно, конечно, было бы расплатиться с таксистом пятисоткой, но мужики с такими физиономиями вечно норовят обжулить и сдачи недодать.
– Побыстрей можно?
– А куда спешишь? На свиданку, что ли?
Ой, как она ненавидит эту плебейскую бесцеремонность и этот каркающий говор! Обожает Нижний Новгород и нижегородцев, но автозаводский говорок – это просто смерть чувствительному уху. Сормовский – ничуть не лучше. Кстати, и в верхней части города говорят совершенно так же…
Водитель изредка зыркал в зеркальце заднего вида (Алёна сидела сзади) своими влажными глазами и качал головой. Чего это его так разбирает?
– Куда тебе? К главному входу или к кассам?
– К кассам.
Да, лучше остановиться подальше и совершить задуманный обходный маневр.
– Приехали. Сто пятьдесят с тебя.
Интересно, какого черта он все время говорит ей «ты»?! А впрочем, леший с ним. Как говорится, пройди и не заметь!
Алёна протянула ему заранее приготовленные сотню и пятидесятку и принялась натягивать каскетку. Эх, маловата, волосы у нее пышные… да ладно, как-нибудь. Просто надо козырек пониже опустить, а капюшон сасквихенской кофты чуть приподнять, чтобы кудряшки прикрыть.
Шофер с откровенным любопытством наблюдал за маскировкой, сжимая в кулаке деньги.
Очень хорошо. Теперь ее не узнать.
Алёна выскочила из такси.
– Эй, погоди! – вдруг спохватился шофер и с проворством, совершенно не ожидаемым от его разжиженного пивком тельца, выскользнул из машины. – Ты ошиблась, подруга. Посмотри, что ты мне дала?
Он разжал кулак. Две купюры по пятьдесят рублей.
– А где сотня? – удивилась Алёна.
– Ну вот я же и говорю, – с видом праведника кивнул шофер. – Ты ошиблась, красавица, дала полсотни вместо сотенной. Так что гони еще.
Ах бесстыжие твои глаза…
– Не получается, – сказала Алёна, чуть сдвигая очки на нос и приподнимая козырек каскетки, так что смотрела она на бандита будто в какую-то щель. – Не было у меня двух пятидесяток. Так что… это вы ошиблись, сударь. Вы, а не я. Понятно?..
«Сударь» дважды хлопнул своими противно-мокрыми глазами. Стиснул полные губы…
Впрочем, надо отдать ему должное – он умел держать удар. Не удалось выжать из строптивой барышни желательные двести рублей – да ладно, переживем и это!
Однако извиняться он не стал. Еще бы, такие не извиняются никогда.
– Ишь ты какая, – миролюбиво сказал таксист. – Фу-ты, ну-ты… Будь проще, и люди к тебе потянутся!
Сунул в карман деньги и как ни в чем не бывало побрел к группке таксистов, которые с немалым любопытством давили косяка в их сторону. Судя по издевательскому хохотку, которым водилы встретили товарища по баранке, им частенько приходилось наблюдать подобные жанровые сценки. Похоже, ловля лохов давала мокроглазому немалый-таки приварок!
Алёна поздравила себя с победой (вообще-то простодушная писательница Дмитриева очень легко велась на такие штучки ввиду своей патологической рассеянности, но сейчас вышла из положения с честью!) и прошла через зал сервисного обслуживания на платформу. Через несколько метров находилась дверь в зал ожидания.
Алёна вошла туда и торопливо пересекла зал, держа путь к лестнице на галерею.
Народу было море – электрички уходили одна за одной, вдобавок, в это время прибывали два или три южных поезда. Дачники, встречающие, провожающие… В этой толпе Алёна прошмыгнула незаметно, однако Носачева, который нервно переминался около черной рекламной «Волги», перевязанной роскошной золотой лентой, словно подарочная коробка шоколаду, она увидела сразу. Но не остановилась, а поднялась на галерею и встала чуть поодаль от перил, вглядываясь в море людских голов и придерживая сползающую каскетку.