Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
— Пресса — не мое призвание, мисс Донахью. — Но меня, как и остальные 60 миллионов обычных людей, «События в мире» сопровождали всю жизнь. Каюсь перед вашими людьми из отдела распространения, я не читаю каждый выпуск, но и то, что мне удается просмотреть, меня просто удивляет. Нет уже и в помине той остроты, которая когда-то отличала это издание от всех остальных. Мне кажется, издание стало каким-то мягкотелым. Или лучше сказать — сентиментальным. Раньше — пять-десять лет назад — журнал жег каленым железом… — Он пожал плечами, — ради тебя я бы хотел ошибаться.
— О, не переживай за меня, — сказала Викки. — Я не пропаду в этом мире. Мой дед позаботился об этом. Он любил щекотать мой животик и приговаривал при этом: «Ты — моя любимая внучка».
— Еще бы, — усмехнулся Корригэн. — Между прочим, откуда взялся сам Кермит Шальдер?
— О, боже, я не знаю. Из какого-то колледжа, что ли. Потерял работу преподавателя. Зачем мне говорить о нем?
— Я не знаю, — сознался он. — Я еще ничего не знаю. Но Шальдер, возможно, коммунист. Если это так, он опасен. Он занимает могущественное, стратегической важности, редакторское кресло.
— Коммунист? В «Событиях в мире»? — она снова засмеялась. Но видя, что Корригэн не поддерживает ее, перестала смеяться и бросила на него серьезный взгляд:
— Что натолкнуло тебя на эту мысль, Тим? Ты не против, если я буду звать тебя Тим?
— Нет.
— А ты зови меня Викки. И ответь на мой вопрос.
Его так и подмывало сказать: «Уолтер Ингрэм в действительности был красным по имени Генрих Фляйшель, он изменил партии, и ему не повезло. Не повезло после того, как Шальдер ответил на звонок из отеля „Америкэн-националь“…»
Но вместо этого он сказал:
— Я прочел кое-что из его работ.
— А, это. Ну да, он, конечно, ультралиберал. Папа частенько вызывает его на ковер по поводу некоторых статей. Ну и что? Подойди ко мне, Тим.
Он подошел к дивану и сел рядом с ней, там, где она пошлепала ручкой.
— Он может принести очень много вреда, Викки. А может, уже и принес. Я не отношусь к тем, кто ратует за горячую войну с коммунизмом — с водородными бомбами на вооружении, — но и не советую закрывать на это глаза. Красная пропаганда уже распространилась и на науку. Если мы ослабим бдительность, они смогут промывать нам мозги, как только захотят. Именно русские изобрели и опробовали на себе теорию условного рефлекса. А еще есть такие, как Мао, с его идеей современной партизанской войны — то, с чем мы до сих пор не научились справляться… Мао, которого ваш редактор Кермит Шальдер так хорошо понимает…
— Тим, — прошептала она.
Пустой бокал выскользнул из рук Викки и покатился по полу. Она забрала бокал у Корригэна и поставила его на столик для коктейля. Потом откинулась назад и обвила своими руками его шею.
— Я пришла сюда не за тем, чтобы прослушать лекцию на политическую тему. — Ее стройное тело вплотную прижалось к нему. Кончиками пальцев Викки взъерошила волосы у него на затылке.
— Давай займемся любовью.
— Зачем? У тебя раньше никогда не было мужчины с одним глазом? — спросил Корригэн.
Она уставилась на него. Корригэн взял со стола бокал с остатками виски и осушил его.
— Кроме всего прочего, я еще и на работе… — Он подошел к бару, снова наполнил бокалы и протянул ей.
— Слушай, Викки, — он поставил свой бокал и, пронзая ее сверху вниз своим карим глазом, заговорил: — Я расследую дело об убийстве. Я не люблю, когда убивают, я родился с неприятием жестокости. Уолтер Ингрэм погиб, и я хочу узнать, кто его вытолкнул из окна. Насколько я знаю, этим человеком может быть один из Донахью. Ты — тоже Донахью. Когда все это закончится и окажется, что никто из вашей семьи не причастен к делу, и если у меня будет настроение, я буду рад показать тебе, на что способен одноглазый мужчина в постели. Другими словами, я принимаю вызов.
— Ах ты, ублюдок! Ты никогда больше меня не получишь!
— По крайней мере, — философски заметил Корригэн, — обоюдной будет хотя бы эта потеря.
Это замечание изменило ситуацию. Викки захихикала, Корригэн рассмеялся. Она спрыгнула с дивана и обняв руками за шею, поцеловала.
— До этого момента я всего лишь хотела тебя, — сказала Викки, — а теперь ты мне нравишься. Мне обычно не нравятся мужчины, с которыми я это делаю. О, звонок!
— Спасен телефонным звонком, — ухмыльнулся Корригэн. Он убрал ее руки со своей шеи, вошел в спальню и поднял трубку телефона, стоящего на прикроватной тумбочке.
— Я попал в переплет. — Корригэн с трудом узнал голос Баера.
— Потерпи, Чак. Сейчас я пошлю к тебе доктора и парней с патрульной машиной на случай, если эта скотина вздумает возвратиться, дабы продолжить свои упражнения.
— Спасибо, Тим.
Корригэн набрал номер управления, отдал распоряжения и положил трубку. Выходя из спальни, он увидел Викки, стоящую у двери.
— Я не могла удержаться, чтобы не подслушать, Тим. По-видимому, с кем-то случилась беда.
— Ты права. С Чаком Баером.
— А, это тот огромный безобразный детина, который был с тобой в конторе моего отца.
— Да, это он. Какой-то силач отделал его в его собственном офисе. Извини, Викки, но мне надо к нему.
Когда они вдвоем вышли на улицу, девушка демонстративно проигнорировала свой «сандерберд» и вскочила в «сороковку».
— Э, ты что делаешь?
— Еду с тобой.
— Это работа, Викки.
— И Донахью завязли в ней по самую шею. Ты сам мне это сказал.
— Викки, у меня нет времени спорить…
— Тогда жми на газ…
Чак сидел на своей служебной кушетке, а обладатель медицинской ученой степени обрабатывал его кровоточащие раны.
— С вашей конституцией, мистер Баер, следовало бы послать за ветеринаром.
Баер оскалился:
— Я — потомок древней ветви муллов, доктор.
— Все же вам следовало бы обратиться в больницу для более тщательной обработки.
— И вытеснить из постели парня, который действительно болен?
— Баер встал на ноги, поиграл мускулами: — Со мной все в порядке.