Крылатые и бескрылые
Шрифт:
— Ты, Петя, не поймешь. Оставим ка разговор на эту тему до поры до времени.
— Ни в коем случае! — запротестовал Бобров. — Объясни, каким образом между друзьями пропасть образовалась.
— Это действительно напоминает пропасть, — задумчиво произнес Макаров. — Но она, видимо, существовала и прежде, да мы не замечали. Я полагал, что нас соединяют золотые нити дружбы, а оказалось, так себе… гнилая веревочка.
— Н–да… Понимаю, — протянул Бобров. — Нет на сердце груза тяжелее, чем тот, когда вдруг разочаруешься в товарище.
Федора крайне интересовало, как расценит его столкновение с Власовым бесстрашный летчик–испытатель, которого он считал искренним и чудесным другом. Он уже хотел было рассказать ему обо всем, но Бобров неожиданно заговорил о другом.
— Знаешь, Федя, у меня затруднение… Я за помощью к тебе — не откажи.
— Что такое?
— Понимаешь, в вашем доме девушка одна проживает…
— Люда?..
— Она. Ты знаешь наши отношения…
— Ну?
— Вышла неувязка… Сегодня утром вдруг телефонный звонок. Беру трубку. «Вы будете такой-то?» — спрашивает какой-то мужчина. И с ходу стал выговаривать. Такая пошла разноска!.. Я готов был провалиться сквозь землю. «Честь имею представиться Давыдович». Вы, говорит, прекратите разными писульками бомбардировать нашу дочь…
— Так что же он хотел?
— Кто его знает. Не понял, чего он хочет. Вот ситуация! Надо мне идти с визитом в его дом. Но в одиночку я, пожалуй, не справлюсь. Боюсь, за двери выставят. Ты для них почтенный сосед, будь другом — нам бы вместе…
— Сватал бы и не тянул канитель, — внушительным тоном посоветовал Федор. — Люда — серьезная девушка. Какого тебе еще рожна? Я ее с детства знаю, в одном доме живем дверь против двери. Папаша, правда, неважный человечек… Но мать у нее славная женщина.
— Советуешь жениться?
— Безусловно! Бобров вздохнул.
— Эх, жаль, что Люда не так, как я… Не очень пылает ко мне.
— Запылает! Потом водой не погасишь.
— Но ты сегодня поможешь мне? В виде хотя бы прикрытия.
— Могу хоть сватом, — Федор толкнул Боброва в плечо и неожиданно расхохотался. — Ну и пара же выйдет из вас! Прикрутит она тебе гайки. У Люды мамин характер, учти. А Полина Варфоломеевна — женщина с характером.
— Ведьма, что ли?
— Что ты! — возразил Макаров. — Просто порядок, толк в жизни понимает. С такой тещей плесенью не покроешься — не даст! Она дружна с моей матерью. Одним словом, и сваха тебе обеспечена…
Глава пятая
В переполненный зал заседания народного суда, где в это время выступал адвокат Давыдович, вошла немолодая женщина. Усевшись неподалеку от дверей, она положила руки на колени и начала присматриваться к публике. Очевидно, подсудимые и состав суда ее не интересовали. Из-под прядей седоватых волос, прикрывших узкий наморщенный лоб, ее пристальный взор время от времени устремлялся к трибуне защиты. И хотя едва ли она связывала разрозненные витиеватые фразы адвоката, но делала вид, что увлечена его речью. Правда, так было только вначале. Затем на ее бледноватом лице как-то сама по себе появилась тень томительного выжидания, какое возникает у людей, начинающих испытывать чувство неловкости за убитое даром время.
А Михаил Казимирович говорил горячо, увлеченно, то приподнимаясь и вытягиваясь, то оседая и словно сжимаясь в клубочек. Когда он начал перечислять нравственные достоинства подсудимого, подчеркивая особенности его характера, женщина шевельнула губами, улыбнулась и поднялась, чтобы выйти.Скоро в коридор вышел и Давыдович. Увидев седоволосую женщину, он инстинктивно отпрянул в сторону, и, не задерживаясь, прошмыгнул к выходу, стараясь не обратить на себя внимания знакомых.Немного спустя вслед за ним вышла и женщина. Увидев Давидовича, поспешно уходившего от здания суда, она ускорила шаги, быстро догнала его и пошла рядом. Спускаясь под гору по обледенелому тротуару, женщина, наконец, сказала.
— Ваши старания не оправдали моих надежд. Шедший по улице навстречу снегоочиститель обдал их снежной пылью.
— Осмелюсь пригласить на чашку чая, — вместо ответа предложил Михаил Казимирович, как только они поравнялись с кафе. — Не откажите, Марфа Филипповна.
Они молча вошли в теплое, уже освещенное помещение. Возле гардероба Давыдович прислонил свою палку с серебряным набалдашником к перилам и поспешил помочь даме раздеться.
— Вы хорошо говорили, — нарочито громко сказала она. — Даже о солнце начинали что-то…
— Мы — дети солнца! Мы все радуемся его животворным лучам.
Несколько позже, устроившись за столиком в самом углу полупустого зала, Давыдович заговорил тихо, тоном упрека:
— Меня шокирует тон вашего Модеста Ивановича. Я не давал присяги ходить у него в пристяжке!..
— Странно, в прошлые годы вас это не шокировало, — холодно возразила женщина. — Помнится, коренным вы никогда не ходили. Тогда вам и в голову не приходило рассуждать о формах приличия. Должна предупредить, что Модест Иванович располагает достаточными средствами заставить вас быть скромнее.
— Это ультиматум? — робко спросил адвокат.
— Ничуть! Милый совет другу.
— Но я ему ничем не обязан… — Давыдович все еще старался говорить спокойно и свободно, как у себя дома.
— Вам только так кажется, что вы ему не обязаны, — сдержанно, даже лениво возразила она. — По меньшей мере это странно слышать от вас, Михаил Казимирович.
Выждав немного, пока Давыдович овладел собой, женщина пояснила:
— Оба мы с вами остались в наследство Модесту Ивановичу…
Давыдович пристально посмотрел на нее, соображая,к чему она клонит. Но так как она молчала, ответил обиженно:
— Человека нельзя передавать в наследство, как вещь, Марфа Филипповна. Человек обладает даром мышления и речи. Наконец, закричать способен. Я не желаю, чтобы он обращался со мной, как ему вздумается… Подавай все, что ему захочется,, а как это сделать— его не касается!
— Не наивничайте, Михаил Казимирович, — обрывая Давыдовича, иронически усмехнулась женщина. — Модесту Ивановичу вы не нужны как человек. Ему нужна ваша способность делать нужное дело. Напрасно вы думаете, что все прежнее позабыто… Ну хорошо, хорошо, не буду пугать. Одним словом, сейчас вы обязаны помочь своей любимой доченьке устроить ее семейное счастье. На сегодня это главное. И Модест Иванович не рекомендует тянуть…