Крылатые и бескрылые
Шрифт:
Когда Макаров и Власов вышли из кабинета, Соколов покосился на дверь, точно желая убедиться, плотно ли она прикрыта.
— Павел Иванович, — начал он, окидывая Грищука медленным взглядом, — вы не должны так относиться к предложению Макарова. Талантливый конструктор!..Эти слова он произнес сдержанно, однако тоном властным. Грищук недоуменно поднял на него глаза, чувствуя, что директор не все сказал.
— Все то, что Макаров изложил в своей докладной, не расходится с замечаниями, которые нам сделали в министерстве, — продолжал Соколов, медленно расхаживая
— Но отрицательное мнение Власова, Семен Петрович!.. — с чувством проговорил Грищук. — С ним нельзя не считаться. Человек с опытом. Кстати, вы не читали его диссертации?
Соколов почувствовал, что Грищук стремится увести разговор в сторону. Это ему не понравилось. Но не изменил своего спокойного и ровного тона.
— Читал перед отъездом в Москву. И, должен признаться, с усилием. В его работе не чувствуется исследовательской тенденции. Правда, формально в ней все на своем месте, но, к сожалению… все давно уже не новое. Дальше институтских стен такая работа не пойдет. Не обижайтесь, Павел Иванович, но во власовском сочинении чувствуется общность с той работой, которую вы защитили год тому назад.Грищук уставился на директора.
— У нас темы совершенно разные! — обиженно возразил он.
— Темы разные, а метод обоснования положений общий. И вы и он ставили себе целью разобраться, не в техническом прогрессе авиастроения, а в истории. Поражают меня такие диссертации. Ищешь и не находишь отражения выстраданного людьми в упорной борьбе с силами природы. Сколько еще загадок в нашей практике!.. Вот ученые и обязаны разгадывать их, делая смелые, новые открытия… А что в вашей работе, что в диссертации Власова?
Грищук взглянул исподлобья на директора. Он уже не раз слышал его резкие суждения об ученых. Возражать не было смысла. Вместо ответа сказал мягко:
— Все же, Семен Петрович, я нахожу заслуживающими внимания возражения Власова.
Соколов подошел к столу, наклонился и начал делать в календаре какие-то заметки. Он понимал, что главный инженер против предложения Макарова, хотя из осторожности и не обнаруживает явных признаков несогласия.
— Мне невольно пришла в голову мысль, Павел Иванович, что убеждение Власова базируется на немудрой основе. Макаров пытается идти по первопутку, а он выбирает проторенные дороги. И еще пытается убедить нас, что они лучше.
— Семен Петрович, вы излишне строго судите о Власове, — вместо возражения заметил Грищук.
— Вот что, — положив руку на плечо Грищука, посоветовал Соколов, — побеседуйте, Павел Иванович, с Власовым. Растолкуйте ему, как своему другу, что для новых поисков мы откроем решительно все двери! Пусть он пересмотрит свою точку зрения. В этом будет польза не только делу, но ему самому. Макаров прав! Скорость надо набирать не по мелочам, а сразу, рывком. Силою тяги двигателя мы обеспечены. Остается одно: резко снизить сопротивление воздуха на звуковых скоростях…
…Власову и сразу не казалось, что его доводы против идеи ведущего конструктора получатся убедительными. Тем не менее ему и в голову не приходила
— Все злитесь на меня? — вдруг заговорил до сих пор молчавший Макаров. — Василий Васильевич, в сотый раз прошу, давайте ка возьмемся дружно за дело!.. Разве мы не мечтали создать такую машину, чтобы на ней, наконец, удалось прорваться за скорость звука?..
— Нет, Федор Иванович, — оборвал Власов, не глядя на Макарова, — у меня нет повода к оптимизму. Все повернулось так, что сейчас не стало даже желания думать. Как начальника прошу — отпустите меня отдохнуть. Домой пойду. Попытаемся еще подумать, — вы о своем, я — тоже…
Федор взял Власова за руку повыше локтя, подался ближе, точно хотел прижаться к его большому костистому телу.
— Я уверен, вы поймете меня, если подумаете…
Федор Иванович- проговорил Власов, отстраняя его руку.
– Вы уверены, а я - нет! Не стало во что быть уверенным, извините.
Они разошлись молча. Каждый зашагал своей дорогой, даже не пожав друг другу руки.Поздно вечером к Макарову в кабинет вошел летчик–испытатель Бобров - небольшого роста, в пилотском комбинезоне и меховых унтах с приспущенными голенищами. Еще у двери остановился на полушаге. Его слегка прищуренные глаза весело глядели на конструктора. Макаров посмотрел на него.
— Федя! — глуховато произнес летчик, — А я ждал тебя в столовой. Ты почему без обеда? Может быть, женился в дороге и молодая женушка снабдила пирогами? Ну, что нового, рассказывай?
— Только не сразу, — рассмеялся Федор. — Как ты поживаешь, Петр Алексеевич?
— «Фигаро здесь, Фигаро — там». Пробую серийные… Сегодня в небесах уже побывал.
Пожимая руку Федора, Бобров душевно смеялся, росинки влаги дрожали на его длинных ресницах.
— Что произошло у вас тут? Видел Василия Васильевича, спросил о тебе, так он только отмахнулся.
— Отмахнулся? — переспросил Макаров, усаживая летчика на стул.
— Что же, однако, произошло? У вас, помню, и раньше было… Но наперед уверен — ты прав!
— Не знаю, — уклончиво ответил Макаров.
— Федя, — грозя пальцем, предупредил летчик. — Ты мне выкладывай по совести. Что вы, ей–богу, старые друзья и вдруг…
— Вероятно, у меня плохой характер, — засмеялся Федор. — А у Власова не лучше.
— Состоялось, значит? Поссорились?
— Нет, это не ссора…
— Так в чем же дело?