Крымский Джокер
Шрифт:
— Здравствуй, Лидушка! — он поцеловал Афанасьевой руку и неловко вручил букет.
— Чегой-то они у тебя такие траурные, а, Гриб? — Леди придирчиво рассматривала цветы. — Ты бы ещё погребальный венок притащил, кавалер!
Она передала букет Фролову и махнула рукой замявшемуся от такого приветствия дедушке Грибу:
— Ладно уж — веди к машине!
И, не дожидаясь ответа, направилась к выходу. Василий Иванович и Борис поспешили следом.
Не считаясь с многочисленными запрещающими знаками, прямо у выхода из аэровокзала, сверкая чистотой, стояла огромная угольно-чёрная «ауди». Ломакин достал брелок и пискнул сигнализацией.
— Я шофёром у тебя поработаю немного, Лидия Петровна — не возражаешь?
Он ловко забрался на водительское сиденье. Борис распахнул перед Афанасьевой заднюю дверцу.
— А ты вперёд садись, Боря, — махнула она ему рукой.
Машина тихо заурчала и плавно тронулась с места. Лидия Петровна достала пачку «Беломора» и, не спрашивая разрешения, закурила.
— Молодец, Василий Иванович, что без башибузуков своих встречать приехал! Не терплю я их одинаковые морды.
Ломакин, едва поморщившись от едкого дыма, усмехнулся и посмотрел в заднее зеркало.
За ними метрах в десяти следовал джип БМВ.
— Да нет, Лидочка… Без них я уже давно не езжу. Просто наказал им глаза тебе не мозолить.
Он ловко перестроился в третий ряд и со знанием дела увеличил скорость.
— Где тут пепельница у тебя, Иваныч? — спросила Афанасьева, стряхивая пепел на коврик.
— Кстати, познакомься — мой лучший работник Борис. Уже лет шесть с ним работаю — не нарадуюсь. Шесть ведь, а, Боря?
Борис обернулся и вежливо уточнил:
— Через два месяца семь лет будет, Лидия Петровна.
Ломакин, не сбавляя скорости, протянул Фролову маленькую бугристую руку:
— Ну, будем знакомы! Василием Ивановичем меня кличут. А поработаем вместе — поглядим… Может, для тебя я просто Иванычем стану, — дедушка Гриб снова посмотрел в зеркало. — Куда ехать-то, Лида? Может, сразу ко мне?
Афанасьева опустила стекло и выбросила окурок:
— Тебе надо куда, Боря?
Борис открыл ноутбук, с минуту изучал информацию на экране и затем попросил:
— Я бы хотел, Василий Иванович, чтобы вы высадили меня на пересечении улиц Артема и Миколы Пимоненко. И скажите мне свой адрес — я потом сам на такси доберусь.
Афанасьева и дед Гриб переглянулись и заулыбались. Ломакин даже прищёлкнул языком:
— Ишь ты, какой шустрый! А может тебе ещё и ключи выдать от квартиры, где гроши лежат? Адрес ему свой скажи! Весёлый у тебя хлопчик, Лида!
— А ты думал! — Лидия Петровна взъерошила Борису волосы и, наклонившись к нему, сказала:
— Ты дружок, как посмотришь там, что тебе надо — набери меня и за тобой заедут.
Борис кивнул, и тут у него зазвонил мобильный телефон.
— Да… Я… Когда?! Завтра?! Всё понял. Отбой.
Борис секунду замешкался, и эта пауза не ускользнула от внимательно наблюдавшего за ним Гриба. Волнуясь, Фролов немного громче чем следовало, сообщил:
— Лидия Петровна! Звонил наш охранник из консульства. Назавтра в списках есть фамилия нашего клиента! У него собеседование назначено на два часа дня!
Афанасьева прищурилась и проговорила сквозь зубы:
— Вот это, я понимаю, новость! Кажись, фарт начал в равные доли складываться. Теперь главное — не фукнуть весь расклад. Ты, Боря, делай своё дело, а потом вечерком расскажешь нам с Василием Ивановичем свои думки.
Высадив Бориса в указанном месте, Ломакин обернулся и сказал:
— Что-то не понравилось мне в твоём пареньке. Как-то задёргался он после звонка.
Афанасьева поморщилась:
— Да будет тебе, дед, не чуди! От такой весточки даже меня типнуло! Ты только представь себе — на день бы опоздали — и гудбай Америка! — Лидия Петровна хищно улыбнулась. Ну поехали к тебе, что ли… Покажешь мне свою новую усадьбу.
Борис Фролов стоял на обочине и смотрел вслед удаляющейся «ауди», в хвост которой словно чёрный призрак, пристроился гробоподобный тонированный джип. Фролов поёжился то ли от холода то ли ещё от чего и, достав из потайной выдвигающейся панели своего ноутбука маленький плоский телефон, стал набирать номер.
На улице Артема плавно включались фонари ночного освещения. В чёрном небе закружились крупные мокрые снежинки. На Киев опускался холодный осенний вечер.
Часть вторая. Отрываясь
Спокойно, Маша, я — Дубровский!..
… На Киев опустился холодный осенний вечер. Температура упала ниже нулевой отметки. Ветки деревьев, намокшие днём от дождя, прихватил вечерний морозец, и они обледенели, превратившись в диковинные хрустальные палочки. На улицах засыпающей столицы в свете ярких фонарей застывшие деревья переливались и тихо звенели под порывами ветра. Повсюду плавно кружились крупные мокрые снежинки. Одна из таких больших снежинок опустилась прямо на сигарету в руках Толстого, который стоял на балконе и задумчиво смотрел на огни ночного города. Сигарета сразу промокла в самой середине. Не заметив маленькой катастрофы, которую натворил летающий кусочек снега, Володя стряхнул пепел за балкон и с удивлением увидел как половинка его сигареты отломилась, и красный огонёк полетел в чёрную бездну двора.
«Вот тебе и покурил…» — в сердцах подумал он, провожая взглядом падающий окурок.
Затем несколько минут смотрел на тихо падающий снег и, не выдержав, восхитился:
— Эх, всё-таки классно здесь!
Ему на ум пришла строчка из собственного стихотворения, написанного ещё в школе:
«Вечер на исходе, но удары в спину… беззащитность плоти превращают в силу…»
Толстый умудрено улыбнулся: «Пора пивка накатить, что ли…»
Он проснулся с полчаса назад, потому что его разбудил звонок мобильного телефона.
Звонила Алёна. Описав в двух словах своё путешествие, Володя пообещал, что завтра, если удастся продать свою машину, сядет на вечерний поезд и поедет домой. И теперь, расслабленно попивая пиво на диване, Толстый предавался безмятежной неге. «Вот, в принципе, и всё. Даже жаль немного, что так быстро окончилась наша поездка. Витька — клёвый чувак. Да и Лось, наверняка, тоже. Послезавтра моя жизнь снова вернётся в наезженный ритм… Хотя какой там ритм! Я же теперь козырный кандибобер на новой иномарке! Вот детишки-то удивятся!»