Крымский Джокер
Шрифт:
— Где же твой стратег подевался? Что-то слишком долго он возле консульства гуляет…
Лидия Петровна жёстко глянула в умные глаза дедушки Гриба.
— Борис своё дело знает. Приедет — и разложит весь пасьянс на завтра. Ты, дед, лучше расскажи мне, как твои опричники проворонили в аэропорту…этого, Карытина?
Ломакин заёрзал в кресле. Потом опрокинул ещё рюмку коньяка и крякнул.
— Да… Мой грех. Послал вроде и не совсем последних дураков… — он сокрушённо покачал головой. — Самому надо было поучаствовать. Оттого и казнюсь теперь денно и нощно….
Железная Лида усмехнулась, глядя на покаянное лицо дедушки Гриба. Она хорошо знала актёрские способности старого вора, и ни на минуту не усомнилась, что Ломакину давно до лампочки его промах.
— Давай-давай! — подзадорила она Василия Ивановича. — Вон, черпани пепла из очага, да башку свою хитрожопую присыпь для полного раскаянья!
Её глаза зло сверкнули:
— Будет тебе юродствовать — расскажи, как дело-то было!
С дедушкиного лица исчезло выражение раскаяния, и оно стало сердитым.
— А пусть тебе сам герой и доложиться. Как так можно таким полным лохом на ровном месте оказаться! — он достал мобильный, набрал номер, и грубым тоном сказал в трубу: — Але, Саныч? А ну-ка бросай там хуи пинать — и живо ко мне в охотничью подскочи!
Через пять минут, в дверь постучались и в открытую щель просунулась бритая голова утреннего любителя мотоциклов:
— Можно, Василий Иванович?
— Можно Машку за ляжку! Проходи, герой. Вон — гостья наша интересуется, как вы позавчера в Борисполе человечка потеряли. Расскажи-ка всё без утайки…
Саня покраснел и насупился:
— Я же вам расска-…
— Бля, Саня, ты чо — оглох? — Иваныч даже привстал в кресле. — Ещё раз меня так подведёшь — будешь рассказывать всей братве о своём лоховстве по сто раз на день!
Парень вжал бритую голову в плечи и нехотя начал:
— Ну я, короче, с Хохлом и Цыганом поехал в Борисполь. Нужно было взять пассажира с американского рейса. Фото его у нас не было… — Саня, ища поддержки глянул в сторону Лидии Петровны. Афанасьева презрительно посмотрела мимо парня. Потом молча закурила и пустила вверх тонкую струю дыма.
Ломакин недовольно глядя в потолок, где расплывалось облако от «Беломора», кивнул:
— Давай — продолжай!
— Короче, не было фото. Было только устное описание… Бородка там у него вроде и прочая хуетень. И что лох этот, будет единственный пассажир из Бостона… Ну мы, зарядили нашего таможенника соткой грина, и он вместе с этим кренделем вышел из накопителя.
Ну, типа, чтоб мы его срисовали…
Браток нерешительно стал переминаться с ноги на ногу.
Лидия Петровна слушала нехитрый рассказ без особого интереса.
— Дальше…
— А дальше, Хохол, типа, он таксист, подвалил к этому фуцыну. Туда-сюда, сговорились они до вокзала за полтинник ехать. Только из дверей вышли, я подхватил сумку этого фраера, и Цыган сзади нарисовался. Ну, почти вплотную за ним шёл… Тут этот гондурас как-то спокойно так говорит:
— Ой… Подождите, мужики — я, кажется, паспорт на стойке забыл!
И резво так похилял обратно к таможне. Что-то спрашивал там у тёлки в форме с минуту… Потом зачем-то к кассе продажи билетов подвалил. Ну, мы следом. Стали в сторонке, пасём. Деваться ему, в натуре, некуда, а ломать его в здании порта — дело нереальное. Менты кругом…
С кресла отозвался дедушка Гриб:
— Нереальное… — передразнил он лысого рассказчика. — А вот третьего дня шмалять в нотариальной конторе в центре города тебе реально было?! Менты не смущали? Ладнодальше давай…Ишь, распыхтелся как самовар!
Лидия Петровна сразу с интересом посмотрела на покрасневшего от напряжения бойца:
— Так что, багаж его у вас всё-таки остался?
— Ну да. Это меня тоже как-то успокаивало. Может, в натуре, думаю, мужик забыл ксиву свою. А эта падла у кассы покрутилась минуты две, и потом бегом как ломанётся в зал вылета.
Мы с Хохлом за ним. А этот гондурас подваливает к светящейся таблице «Киев — Симферополь» с номером рейса, и, вот гнида! — спокойно так билет на посадку предъявляет — и валит в накопитель, как к себе домой!
— А вы как лохи машете ему ручкой, — съязвил дедушка Гриб.
— Так кто мог подумать, что этот урюк так быстро нас вычислил. И билет нагло купил у нас на глазах, гад… Ничего — доберусь я до него! — Шурик заиграл желваками и сжал до хруста кулаки. — Ну вот, как бы, и всё…
Он просительно посмотрел на Ломакина:
— Я пойду, Василий Иванович?
— Ты, Санька, по-моему вместе с волосами и мозги себе сбрил. Ладно — иди уж… — Гриб встал, подошёл к окну, открыл жалюзи и стал смотреть на падающие снежинки. «Снегу завтра навалит — поохотиться бы…» — тихо прошептал он.
Лидия Петровна сидела, задумавшись. Так, в полной тишине, прошло минут десять. Потом Афанасьева спросила:
— А что там у него в сумке было, Василий Иваныч?
Ломакин ответил, не оборачиваясь:
— Фигня всякая. Ничего интересного. Сувениры какие-то…Шмотки… Вискаря литр. Труба мобильная без карточки.
— Труба? — перебила его Лидия Петровна.
— Ну да. Да мы пробивали её — десятые руки — концы не найдёшь…Потом, диски какие-то с музыкой, хер догонишь… Короче — фуфло.
Ломакин, нагнувшись, закурил, и стал опять смотреть в окно. Во дворе под навесом сидели два охранника и играли в нарды. «Надо сказать, чтобы мотоцикл в гараж закатили, работнички.… А то подморозит — мало ли чего с ним может случиться. А у Андрюхи день рождения скоро…» — с удовольствием припомнил он, а вслух сказал: