Кстати о любви
Шрифт:
Сам провел остаток вечера в компании ноутбука и всемирной паутины, без интереса переключаясь с экономических новостей на трейлеры кинопремьер. Обязательный звонок во Францию решил отложить до завтра — когда Егор подумал, что надо позвонить, почувствовал необъяснимую усталость от однообразия бесед с женой, вернее, однообразие их отсутствия, словно в один-единственный момент исчезло все общее, что было между ними. Предательски возникал вопрос: а было ли это общее?
Что удерживало их рядом? Работа? Теперь и работа Ольгу мало волновала.
Блажь беременной женщины, между прочим.
Когда Лукина озарила эта очередная светлая мысль — все его существование отмерялось различными озарениями после отъезда Ольги — звонить в Париж было слишком поздно, даже если бы он и захотел.
Но на следующий день он вспомнил об этом лишь к обеду. Понедельник оказался слишком понедельником. К нему постоянно кто-то заходил, о чем-то просил, на кого-то жаловался, звал куда-то сходить, чтобы там что-то посмотреть. А после обеденного перерыва, словно по мановению волшебной палочки, все развеялись самостоятельно, предоставив его самому себе.
Потому в голове приобрел трехмерность Париж.
Но Егора ждало разочарование. Ему никто не ответил. Автоответчик любезно предложил оставить сообщение, Лукин отключился. Толку просить, если знаешь, что с тобой не хотят разговаривать?
Оставалось заняться работой. Егору всегда нравилось то, чем он занимался. Этого же он требовал от своей команды и злился, когда замечал безразличие…
— Скажи мне, друг мой Марценюк, — сердито ткнув тому в руки планшет, вопрошал набиравший ускорение Лукин на следующий день, — почему эту Сухорук будто подменяют, едва она оказывается у нас?
Марценюк недоуменно взял в руки предложенное устройство, но даже не заглянул в него, вперившись озадаченным взглядом в главреда:
— Чего тебе не так-то?
— А тебе «так»? Ты вообще читал? — буйствовал Егор. — О чем ее статья? А предыдущая?
— Библейские мотивы в фильмах о супергероях, — кивнул Марценюк. — Тебя что конкретно не устраивает? Целевая аудитория подтянется.
— А вот с этого места поконкретнее. Какая целевая аудитория может здесь быть?
— Обыкновенная! Забитые под завязку залы кинотеатров!
Лукин изобразил восторженную мину.
— Огорчу тебя. Для тех, кто идет в кинотеатр для развлечения, это, — он ткнул пальцем в планшет, — слишком умно. А для тех, кто развлекается поиском глубинных смыслов, — слишком слабо и неаргументировано.
Егор вернулся в свое кресло и закончил:
— Передай своей Сухорук, пусть учит матчасть.
— Нормально там все! — возмутился Марценюк. — Я смотрел с Яриком! Сначала он собой во имя человечества пожертвовал и погиб, потом воскрес, а у него уже команда есть — ну типа апостолы. Тебе что не так?
— Ты пять от двенадцати отличаешь? — снова взвился главред.
— Это детали, которые погоды не делают!
— Это на тебя так недосыпы действуют, что ты очевидного не замечаешь? Так возьми отпуск! И все материалы Сухорук сначала мне на согласование.
— У меня хоть недосыпы по делу! А ты чего взбесился?
— Так с вами ж хрен себе отпуск устроишь! Только отвернешься — накосячите.
Марценюк некоторое время изучал физиономию Лукина. Молча. Озадаченно. Потом пробурчал:
— Звонила два дня назад твоя Залужная моей Нельке.
Егор вопросительно глянул на зама. И тот продолжил:
— Трещали минут сорок. Какой-то поток сознания. У вас же идеальная семья, Лукин, чего происходит? Загулял, что ли? Так что? Ума не хватило скрыть? Ты вторую такую, как Олька, не найдешь.
— Это ты меня сейчас жизни учишь?
— Ну, кто-то же должен. У тебя отчим слишком правильный, чтобы чему полезному научить.
— А у тебя из личного опыта? — поинтересовался Егор.
— Допустим. Речь не обо мне! Хочешь сохранить семью: ноги в руки — и каяться! И обещать все что угодно. В церковь ее потащить можно — бабы такое любят. Типа гарантия, что навсегда. А не на мне с Сухорук отрываться!
— Ничего не бывает навсегда, — ответил Лукин и усмехнулся. — Иди работай, психолог доморощенный.
— Если не я, то кто же? — хохотнул Марценюк и поплелся к двери. На пороге еще раз оглянулся и добавил: — А про церковь — подумай, я серьезно. Оттает!
Что Егор и сделал. Подумал, достал телефон и позвонил.
Руслане.
Только вот трубку не брали — полный игнор со всех сторон, конечно, уверенность в себе мог подкосить даже у самого толстокожего чурбана. Но в данном случае обошлось. После десятого длинного гудка в телефоне раздалось легкое шуршание.
— У аппарата, — произнес приглушенный и чуть более хриплый, чем обычно, голос.
— Привет! Отвлекаю?
— Ннн…. Немного… — точно. Не только приглушенный, но еще и гундосый. Голос.
— Ну я ненадолго. Приглашаю тебя сегодня на ужин.
На другом конце что-то затрещало. Видимо, Росомаха сопела в трубку. Старательно так сопела. А потом еще более гундосо — сейчас отчетливо слышалось, что она то ли плакала, то ли… черт знает что! — выдала:
— Прости, я не смогу.
Егор задумался на мгновение, оценивая ответ и голос, потом спросил:
— Что-то случилось?
— Ну… я простудилась, — сказала она неуверенно. — Сопли, температура. Вирус, наверное.
— Наверное, — согласился Лукин. — Сезон. Тогда выздоравливай!
— Спасибо! Ты это… тоже… береги горло!
Он отключился. Некоторое время рассматривал дождь, лупивший по стеклу и превращавшийся в стекло под ногами, судя по температуре. Немудрено простудиться.
Сеанс психотерапии от Марценюка принес еще один результат — в своем созерцательном настроении Лукин очень скоро свалил из офиса и часа через полтора, вооружившись по дороге в супермаркете двумя пакетами цитрусовых и прочих полезных при простуде продуктов, звонил в дверь квартиры Русланы.