Кстати о любви
Шрифт:
Да, он красивый. Каждый раз, как в самый первый, что-то в ней переворачивается от одного его вида. Движения — ленивые и расслабленные. Может быть, даже немного на публику. Он знал, что на него обращают внимание. Привык с детства. Ему нравилось. Это его жизнь. Которой она никогда не смогла бы соответствовать. Да и не хотела бы — чего уж! Чужеродный элемент. Нуждающаяся в сексе старая дева.
Руслана сглотнула. Раздобыла второй стакан вискаря. И выглушила его, не сходя с места, продолжая разглядывать Лукина. Когда в разговоре шевелились его губы, она, как завороженная, следила
Насмотрелась. Лучше развернуться и уйти.
Но ноги сами понесли ее к Егору. Шаг за шагом. Вдох за выдохом. «Мойегор, мойегор, мойегор» — вдох за выдохом.
— Я приехала! — выкрикнула она, оказавшись рядом, но не делая последнего шага, чтобы приблизиться.
Егор сам сделал этот шаг ей навстречу.
— Ты долго ехала, — сказал он с улыбкой. — А без тебя скучно.
— А со мной весело?
— С тобой по-разному. Пальто снимать собираешься?
— Мне холодно.
— Что-то случилось? — он внимательно посмотрел ей в лицо и больше не улыбался.
— Думала, что случилось. Оказывается, ничего не… ничего нового…
— А конкретнее?
— За что ты так со мной?
— Как?! — Лукин нахмурился. — Руслана, я не понимаю. Что происходит?
Она хотела ответить. Она очень хотела ответить. Дождаться его слов, выражения его глаз. Понять, что не врет он ей. Но в это самое мгновение звуки вернулись в ее мир. Она снова начинала видеть. Музыка смолкла — видимо, перерыв, пауза. До следующей песни. Люди вокруг тоже притихли, пялились на них. От этого становилось гадко — будто бы каждый среди присутствующих незнакомых ей людей знал, что происходит. И знал, что уже произошло. С ними. С ней. Побывал в их постели. В ее постели.
Человек, с которым до этой минуты общался Егор, вертел в руках неполный бокал шампанского и с любопытство разглядывал ее — именно ее. И в глазах его было что-то такое, отчего ей хотелось вцепиться ногтями ему в лицо. Боковым зрением она уловила движение неподалеку. Сквозь толпу гостей пробиралась Залужная. Наверное, забирать своего мужа. У нее. Да она и не брала, так — временное пользование, бесплатное, но вполне качественное. Наверное, ей грех жаловаться. Получила больше, чем могла рассчитывать в принципе.
Медленно, будто вяло следила за рыбами в аквариуме, Руслана перевела взгляд на Егора.
— Ничего, — ответила она одними губами.
В следующее мгновение маленький, но достаточно тяжелый Руськин кулак встретился с его носом — да так, что голова мотнулась в сторону. А она сама — под преследующими взглядами его коллег и друзей — мчалась к выходу из ресторана, из развлекательного центра, из его жизни. На парковку, к Корвету.
Оказавшись в машине, выдохнула. Задыхаясь — выдохнула. Долбанула ладонями по рулю. Легче не стало. Но думать ни о чем не могла. Завела машину и рванула с места, совсем не помня о двух выпитых стаканах виски. Руслана никогда не ездила пьяной. Табу. Отец на втором курсе почти всыпал за такое ремня — на всю жизнь запомнила. Ей тогда было восемнадцать, ее первая машина. Разбила. Сама чуть не разбилась. С тех пор запомнила: никогда не садиться за руль навеселе.
Но разве сейчас навеселе? Не чувствовала себя навеселе, пьяной себя не чувствовала. Ее не было. Были Корвет, скорость, пульсирующее в висках отчаяние, удушающий холод, разливающийся по всему телу, и выражение лица Егора перед тем, как она его ударила.
Не могут, не умеют люди так притворяться! Не должны, потому что это против любых законов человечности.
Сама не заметила, как выехала за город, на трассу. Прокручивала раз за разом — не разговор с Залужной, а разговор с ним, пропитанный насквозь болью.
«Без тебя скучно». Ну да, штатный клоун.
То, что болит рука, видимо, от удара, поняла не сразу — далеко не сразу. Но в ней тоже пульсировало. То ли ушиб, то ли растяжение — сейчас совсем не соображала, не могла. Перевела взгляд с дороги на ладонь, сжимающую руль. Пальцы припухли. Не сильно, но заметно. Судорожно вздохнула, понимая, что еще немного и разрыдается, но плакать нельзя. Больше никогда нельзя плакать.
И в этот момент машину на скользком от дождя асфальте повело. Да так, что она не справилась — каждую секунду этих кратких мгновений, что ее несло, знала, что не справится. Не хочет справляться. Хочет, чтобы все закончилось.
Удар пришелся по бамперу — въехала в столб у дороги. Лбом угодила в руль. Подбросило. Снова откинуло на сиденье. Голова мотнулась в сторону. И Руслана почти отключилась.
Только дворники продолжали сметать капли дождя со стекла. Шурх-шурх-шурх-шурх.
Дрожащими руками полезла в карман пальто, достала телефон. Два пропущенных. Лукин. К черту! Набрала нужный номер. Трубку взяли почти сразу — Колька всегда отвечал сразу, в отличие от нее.
— Забери меня, — только и смогла она выдохнуть после его «Алло».
— Откуда?
— Нне зннаю… Черт… Я на трассе…
— Трындец! Ну мне б хоть приблизительно. Город там, страна, полушарие.
— Я… под Киевом… Кажется, был указатель в Бровары… Я далеко не уехала… Не помню. Коль, забери меня, пожалуйста…
— Лааадно, — протянул Колька. — Жди. Телефон далеко не убирай.
— Не уберу.
Далеко убирать и правда не стала. Положила себе на колени. Потом завела машину и отъехала от пострадавшего столбика. Припарковалась у обочины, чтобы не мешать движению, и на большее была уже не способна. Только откинуть голову на сиденье. Нельзя за руль пьяной. Совсем нельзя. С изодранным в клочья сердцем нельзя тоже. Закрыла глаза, продолжая слушать шуршание дворников. Она их специально не выключала — реальный звук из реальной жизни. Не из этой потусторонности, в которую она попала, едва удерживая себя на черте.
Телефон взорвался звонком. Снова Лукин. Опять Лукин. Всегда Лукин.
А нужно-то продержаться всего ничего, пока Гуржий приедет. Потом трубу можно хоть совсем вырубить. Но сейчас нельзя.
Руся сбросила вызов, сидела и смотрела на дождь. Замерзла — совсем замерзла. Не разобьешься — так хоть околеешь.
Но околеть было не судьба. Минут через сорок возле нее остановилась старенькая Нива, из нее выпрыгнул Колька — коренастый крепыш в расстегнутом пуховике, от чего казался еще шире в плечах.