Кстати о любви
Шрифт:
Зачем — черт его знает. Но просто знать. Кого он предпочел ее персоне. Ей самой это все казалось невероятным идиотизмом. И, чего уж, било по самолюбию. Но на кого Лукин ее променял — мучило.
Мучило до самого вечера, когда Тая все-таки отзвонилась, сообщив, что Егор покинул кабинет — времени, и правда, было совсем немного. Всего-то пять часов пополудни. Труды праведные!
Оля выскочила из ресторана, подбежав к стоянке такси. Егор на противоположной стороне улицы, усаживаясь в авто, ее и не увидел — благо, январские сумерки наступают рано.
Залужная
— Видите серебристый Ягуар? Мне вот за ним нужно.
Мужик за рулем покосился на барышню в ослепительно белом наряде и усмехнулся. К счастью, не прокомментировал. Оля и сама понимала, что выглядит странно. И чувствует себя странно не менее. А уж то, как она почувствовала себя, когда они, вслед за Лукиным въехали во двор сталинки в обычном на Правобережье жилом массиве, где он, видимо, теперь и обитал, вообще сложно облечь в нормальные человеческие слова. Даже такому профессионалу, как Ольга Залужная.
Дверь Ягуара открылась. Супруг выбрался из него, и в это мгновение в текущей мизансцене появилось новое действующее лицо. Лицо выбежало из-за угла дома в наинелепейшей шапке и спортивной куртке, завизжало на весь двор и бросилось к ее — Оли Залужной — мужу с криком:
— Я думала, ты не сможешь приехать! Потому была на пробежке!
Что ей ответил Егор, Оля уже не слышала. Видела только, как он обнял это странное, непонятное… и поцеловал. Сердце в груди заухало. В голове настойчиво что-то завертелось. А что именно — она вспомнить не могла. До единственного момента, когда странное существо, с которым целовался ее муж, стянуло с головы шапку, выпустив на волю светлые волосы. Олю будто ошпарило.
В свете фонаря было плохо видно. Но она точно знала, что в этих светлых волосах есть еще и яркие зеленые пряди. И словно в подтверждение ее догадки Егор отчетливо назвал девчонку по имени: «Руслана».
* * *
— Я решила, что, наверное, садовник — это не так уж плохо, — тихо проговорила Руся, рассматривая противоположную от кровати стену, где нашел свое место размноженный Корвет в стиле Уорхола. Ее голова лежала на плече Егора, и она очень хотела спать — только спать сейчас казалось ей преступлением. Не в это время, когда он мягко чертил невидимые линии пальцами на ее коже.
— И что хорошего ты смогла в этом разглядеть? — лениво спросил Егор.
— Подумала, что тоже хочу сад… но могу все угробить…
— Учти, садовника буду выбирать я.
— С чего вдруг? Сомневаешься в моей компетентности? — она с любопытством повернула голову к нему.
— С твоей тягой к эстетике!.. — рассмеялся он и крепко прижал ее к себе.
— Уууууууу! — протянула Руська, и взгляд ее стал еще любопытнее, она перевернулась на живот, положила ладони ему на грудь и устроила на них собственный подбородок. — Это сейчас граф усомнился в моей порядочности или в своей неотразимости?
— Чтобы не выйти из образа, приходится сомневаться в садовнике.
— Дипломат чертов!
— Хуже, журналист.
— И главред. И типа бизнесмен. Часто на сделки с совестью идти приходится? — сейчас ее голос звучал серьезно.
— Не очень.
— Это хорошо. Твой пример оправдывает профессию в моих глазах.
— Почему ты выбрала профессию, которая нуждается в оправданиях?
— Призвание. Ну… мне так казалось… Мне и сейчас так кажется. Ты не слушай, что я болтаю… Помнишь, у меня тенденция? Я глупею. Тебе не нравится. Все в порядке.
— Пора адаптироваться к ситуации и вернуться в свое первоначальное состояние, — хохотнул Егор.
Он взял ее лицо в ладони и внимательно рассматривал некоторое время.
Потом его руки заскользили по шее, плечам, спине, перебирая каждый позвонок. Чем ниже они опускались, исследуя каждую складку ее тела, как в первый раз, тем горячее становились, словно нагреваясь от ее кожи и обжигая в ответ каждым прикосновением. Каждым движением пальцев — ласковым и замирающим, быстрым и требовательным.
Возбуждение накатывало от того, что он чувствовал, и того, что видел перед собой — как туманятся ее глаза, приоткрываются губы, вздрагивают пряди волос, щекоча его плечи.
Когда сдерживаться больше не оставалось сил, когда тело подчинялось только желанию, все превратилось в один-единственный толчок — резкий и сильный, чтобы продолжиться общим выдохом, ритмичными движениями навстречу друг другу, невозможностью вдыхать воздух в бесконечном поцелуе и обволакивающим запахом их любви.
Глава 2
В 18:30 следующих суток Руслана Росохай по прозвищу Росомаха еще не знала, что жизнь, как скоростной поезд, уже летит под откос. Или она сама мчится ему навстречу, не замечая слепящего глаза света из туннеля, по которому едет этот самый поезд. И предупреждающих гудков из этого дурацкого туннеля не слышит. Все чувства сосредоточены на одном лишь восприятии человека, на которого настроены ее внутренние локаторы. Все прочее сгинуло. Ничего больше не было.
Спустилась по лестнице собственного дома для того, чтобы вернуться в него уже совсем другим человеком. Но в тот момент, в 18:30, она еще ничего этого не знала. Интуиция отказывала. Под обманчиво скучным пальто черного цвета на ней было платье — как Егор просил. Пригодились ее фиолетовые коты и силуэты домов на ярко-зеленом фоне, едва прикрывающем задницу. И стоило признать, Руслана почему-то почти не сомневалась в том, что это ему понравится. Волосы оставила распущенными по плечам. И — о, ужасный ужас! — накрасила не только ресницы, но и губы.
Великое падение Росомахи. Желательно в объятия господина Лукина Е.А.
Очутившись в Корвете, она достала телефон и набрала того самого желаемого господина. И вслушивалась в длинные гудки, ожидая, когда он возьмет трубку.
— Ты где? — раздался наконец его голос.
На заднем плане звучала музыка, и галдели голоса. Было шумно. Руслана усмехнулась и ответила:
— Только выезжаю, прости.
— Красоту наводила? — было слышно, что он улыбается.
— Прикинь! Если что, не пугайся.