Кто сказал: "Война"?
Шрифт:
Он все рассказывал то об одном, то о другом, а между рассказами задавал глупые вопросы. То ли разговорить Нарайна пытался, то ли просто хотел снять напряжение. Отвечать не заставлял — и на том спасибо.
— …Но уж вчера-то точно понял, где найду. Так и вышло… ты, парень, крепись. Я знаю, тебе не сладко… нет, вру, конечно, не знаю. Даже представить не могу, каково тебе. Но жить-то надо. А я помогу, чем смогу. Ты только скажи, не стесняйся.
Голос его, добрый, приветливый, все же успокаивал, и Нарайн сам не заметил, как поверил настолько, чтобы спросить:
— А мама? Мастер Кнар, вы о матери моей ничего не слышали?
—
Солнце поднималось все выше и постепенно кварталы ремесленного города оживали. Открывались лавки и мастерские, все чаще стали попадаться встречные прохожие. Мастера Кнара знали многие — он то и дело с кем-нибудь здоровался, шутил или кланялся. Его знакомцы кланялись и здоровались в ответ. И Нарайна приветствовали по-приятельски, словно он был обычным парнем, своим, а вовсе не беглым преступником. Это было так запросто, что в какой-то миг Нарайн и сам поверил, что жизнь еще может наладиться. Пока вновь не опомнился: там, на площади, повешен его отец… Нет, никогда уже ничего не наладится, Нарайн Орс не станет своим в Орбине. Никогда…
— Ну вот и пришли, — Фардаи остановился у небольшого двухэтажного дома, вплотную прижавшегося к соседним, и указал на дверь. — Входи, не стесняйся.
В доме было шумно и многолюдно. Нарайн сразу заметил, как много детей и молодежи, и все — светловолосые кудрявые орбиниты. Да, в такой толпе можно и затеряться, сойти за «своего». Даже сейчас его, никому не знакомого чужака, домашние как будто не заметили. Только одна девочка лет пятнадцати, бежавшая, видно, в кухню с ведром воды в руках, остановилась и с любопытством посмотрела на Нарайна.
— Это Илария, моя старшая, — коротко представил отец. И добавил уже ей: — Лари, не стой столбом, принеси гостю мыло и полотенце.
Нарайн растеряно кивнул, но назвать свое имя в ответ побоялся. Девчонка этого и не ждала — сразу же убежала. А Фардаи повел его дальше.
— Вот, заходи, — он открыл дверь и подтолкнул внутрь маленькой полутемной комнаты. — Помоешься и приходи завтракать.
Хозяин ушел, а Нарайн принялся разглядывать комнату. Что ж, с купальней в его собственном доме ее сравнивать не приходилось, но тут была и горячая вода, и большая медная ванна с канализационным стоком — гораздо больше, чем он мог мечтать всего несколько часов назад. Пока он озирался, появилась давешняя девчонка. Сунула ему в руки мыло и кусок полотна, а еще узел с одеждой.
— На вот, робу подмастерья наденешь, она чистая, — по-деловому распорядилась она. — А свое все тут оставь, постираю потом.
Нарайн не стал злоупотреблять добротой и терпением хозяев, быстро помылся, надел то, что предложили — благо, роба была ему почти в пору — и вышел в дом. Где семейство Кнар собиралось на завтрак, отыскать оказалось легко: по суете, звону посуды и детским голосам. Когда Нарайн вошел в комнату, которая, по видимому, была сразу и кухней, и трапезной, вокруг длинного стола уже собрались пятеро детей: три девочки и два мальчика, младшему из которых на вид было не больше четырех лет; и трое юношей немного старше Нарайна. Неужели, все эти люди — одна семья? Он чувствовал себя чужим и неуместным в доме, полном простой повседневной радости и живых голосов.
На столе уже стояли блюда с фруктами и сыром, корзинка с ломтями хлеба и вторая — со сладкой выпечкой. Знакомая ему Илария расставляла посуду, а Хозяйка дома, полноватая женщина в цветастой тунике и с толстой косой, уложенной вокруг головы, раскладывала по плошкам кашу, успевая при этом раздавать указания старшим, одергивать младших, не упуская из вида ни одной мелочи:
— Оли, не кроши хлеб… Рин, забери у него кусок. И кружки расставь. Лари, эти порции побольше — ребятам. Масла им тоже не жалей, а то к обеду оголодают… а вы, что уселись, как на праздник собрались? За вином в погреб я пойду? Арис, захвати там вишневый компот, он на полке справа...
— Хорошо, теть Мирайя, захвачу, — ответил один из юношей.
Выходя, он с интересом покосился на Нарайна, но вслух ничего не сказал. А Мирайя, увидев его в дверях, улыбнулась: — Проходи, мальчик, не стесняйся, садись к столу.
Нарайн прошел и сел в самый дальний угол, чтобы не мешать. Вскоре с двумя кувшинами вернулся Арис, а вслед за ним вошел и сам хозяин дома. По его знаку все расселись по местам и придвинули плошки к себе поближе. Сам Фардаи сразу не сел и жестом попросил подняться Нарайна.
— Нар, это мои дети и ученики — он кивнул на троих юношей постарше, — все мы тут — семья. Это моя жена, славная Мирайя…
— Никаких славных, мальчик, — перебила она мужа. — Спрашивай запросто, если что нужно.
Фардаи согласно кивнул и обратился уже ко всем:
— Нар останется с нами, тоже будет учиться, — полного имени не назвал, за что Нарайн его мысленно поблагодарил: все-таки не узнанным он чувствовал себя в меньшей опасности. — Он пока нездоров, так что дайте ему спокойно отоспаться и освоиться. Знакомиться ближе будете позже. А теперь — за еду, пока не остыла.
Семейство весело застучало ложками. Нарайн тоже уставился в тарелку. Есть ему совсем не хотелось, казалось, первая же ложка каши застрянет в горле или кончится рвотой. Но обидеть хозяйку или заставлять себя уговаривать было бы стыдно. Да и есть все равно надо. Понемногу, долго пережевывая, он одолел почти все.
После завтрака, такого сытного, какого у него давно не было, почти сразу стало клонить в сон, и когда все та же девочка, Лари, отвела его в какую-то комнату с готовой постелью, а потом со словами: «Можешь пока поспать здесь» — удалилась, он был благодарен ей до самой глубины души. Лежанка оказалась узкой и жесткой, матрас — тонким, да и сама комната явно предназначалась не для сна, скорее для хранения всего ненужного — даже окон здесь не было, но это все Нарайн заметил так, мельком, как что-то незначительное. Потому что после ухода Лари сразу же лег и провалился в сон.
Спал он как никогда крепко, без сновидений, а когда начал просыпаться, внезапно понял, что давно уже не был таким счастливым: сытый, в постели, укутанный одеялом. В воздухе витали родные запахи обжитого дома, чистого белья и детской каши на молоке. Окончательно разбудил его дробный топот маленьких ног.
— Отдай! Это моё, я нашел! — послышалось из-за двери.
Сестренка, опять стянувшая игрушку у брата, убегает под защиту матери. При ней никто не посмеет обидеть маленькую и отнять пропажу силой. Бедняге только и останется, что канючить: «Это мое, отдай». Конечно, мама решит их спор, как всегда. Он уже почти слышал...