Кто ты, человек? Сказание о Свете
Шрифт:
чтоб открыть кто не посмел,
не наделал он чтоб дел.
6
Гвази был взбешён почти.
Но уж сидя взаперти,
хоть болела голова,
вспомнил Светины слова:
«Ни во что пока не лезь,
принимай всё так, как есть;
и в пещеру, та, что в гору,
приходи в вечерню пору».
Но понять слова те сложно;
предусмотрено возможно
ей, как казнь ту избежать:
иль удастся ей сбежать,
или
пустит вход оружье даже.
Успокоившись немного,
с башни, глянув на дорогу,
вдруг увидел там конвой.
С непокрытой головой
вели Свету на поляну.
А ему тут, как смутьяну,
находиться взаперти.
И крестясь, шепнув: «Прости»,
– стал он сверху наблюдать
и что будет ожидать.
7
С башни замка вид прекрасный.
И в неё был не напрасно
отцом, Гвази посажён,
чтоб не лез он на рожон;
видя всё, извлёк урок,
но вмешаться, чтоб не смог.
В состоянье, словно пьяном,
он смотрел в низ на поляну.
Там всё шло своим порядком;
может быть не так уж гладко,
только, страсти, рос накал,
и костёр всё ж запылал.
Света скрылась вся в огне.
Гвази как застыл в окне,
ждя, что вот, через мгновенье,
к ней прийдёт туда спасенье;
только времечко бежало,
и надежда исчезала.
Понял он: ждать бесполезно,
прошла времени уж бездна,
а она всё там, в огне.
Находясь как в жутком сне,
не в сознанье, не в бреду,
чуя страшную беду,
видит, что-то вдруг случилось,
и толпа вся ополчилась,
и пошла стеной на знать,
но, не в силах был узнать,
что взбесило так людей,
что погнали те судей.
Он смотрел, как все бежали,
как вдруг эхом задрожали
окна, стены, от их крика,
так ревела толпа дико.
И спасался бегством князь,
а толпа за ним рвалась;
стража еле отбивалась,
за стеной чуть не осталась.
И, взбешённый, словно зверь,
Гвази стал ломиться в дверь,
слуг сзывая со двора,
и не видел как, с костра,
вышла Света, невредима,
как сторонкой, замка мимо,
незаметно ушла в лес;
и, как только с башни слез,
через тайный, чёрный ход,
где отсутствовал народ,
Гвази кинулся к костру;
а по телу, по нутру,
разливался жуткий холод.
И хоть был совсем он молод,
но жёг стыд его сознанье
за свершённое деянье.
Как же люди так могли?
Ни за что живьём сожгли!
У кострища постояв,
безысходность мук поняв,
побрёл тихо в чащу леса,
под густых ветвей завесу,
безучастный ко всему,
чтоб побыть там одному,
и под зелени прикрытьем,
разобраться в тех событьях.
8
А на казни вышло так:
видя, что повержен враг,
успокоившись, князь сел;
вновь стал важен, грозен, смел,
пот с лица платком обтёр,
и смотреть стал на костёр.
Время будто бы застыло,
но огонь терять стал силу,
прогорать стали дрова.
Вдруг из пламя, голова,
как ни в чём и не бывало,
в первый миг фрагментом малым,
а потом ясней, ясней,
расти стала из огней.
Всё слабей горят дрова,
а девчонка всё жива,
и целёхонька совсем,
и тут стало жутко всем.
Толпа вдруг как очумела,
закричала, заревела,
стала князя окружать.
И пустился тот бежать.
В след помчались и вельможи,
и палач за ними тоже.
Стража, вздыбив копий ряд,
стала пятиться назад.
Полетели вслед им камни.
В замке хлопать стали ставни,
запираясь на запор.
Знать, вбежав скорей во двор,
затворять давай ворота.
А солдат охраны рота
не давала им, давясь.
Перепуганный же князь
запирать кричал скорей,
из дворцовых уж дверей.
Ну а люди бесновались,
и ломились вслед, ругались.
Но момент всё ж упустили,
стражи, втиснувшись, закрыли
за собою ворота;
и осталась толпа та
лишь под замковой стеной;
её грозный шум и вой,
может был и не напрасен,
но теперь уж не опасен.
Долго там толпа бузила,
а про Свету и забыла.
9
Когда пламя запылало,
жутковато Свете стало,
но костёр не обжигал,
дым не ел глаз, не пугал.
Хворост быстро разгорался,
жар, её же, не касался;
оставаясь холодна,
успокоилась она.
На огонь дивясь смотрела:
даже платьице не тлело,
а верёвки задымились,
отгорели и свалились.
Пламя, вид весь, ей закрыло,
как стена сплошная, было;
и ей даже показалось,
что людей там не осталось,
вокруг плыла тишина;
все ушли, она одна,
только искры лишь кружились.
Снова думы появились:
«Что за сон дала судьба?»