Кто убийца, миссис Норидж?
Шрифт:
Дверь соседней комнаты была чуть приоткрыта. Роджер точно помнил, что это – одна из нескольких комнат, которые не отпирали по меньше мере уже год.
Замолчав, он подошел ближе и замер, прислушиваясь.
– Роджер! Роджер! – звал неподалеку Генри Эштон.
Не отвечая, Хинкли приблизился к открытой комнате и наклонил голову. Изнутри послышался тихий шелест и еле уловимый звук легких шагов.
В комнате кто-то был.
Роджер больше не колебался. Он решительно поднял лампу повыше, толкнул локтем дверь и
Спустя всего несколько секунд прибежал запыхавшийся Генри Эштон.
– Роджер! Роджер, где ты?!
– Я здесь, – глухо ответили ему.
– Господи, что ты там делаешь?
Генри распахнул дверь. Подбежавшая к нему Агнесса успела как раз вовремя, чтобы увидеть впечатляющую картину.
Роджер Хинкли стоял посреди комнаты. А у окна застыла Шарлотта Пирс, прикрывая ладонью глаза от яркого света.
В другой руке она сжимала маленький острый нож. Лезвие было обагрено кровью, красные следы выделялись на длинном белом платье Шарлотты, больше похожем на саван.
– Ты?!
В коротком восклицании Роджера смешались изумление, недоверие и боль.
– Роджер, что она с тобой сделала?
Генри подошел к другу и бережно раздвинул окровавленную рубашку на его груди.
– О господи! Агнесса, ты только взгляни!
– Пустяки, это всего лишь царапина. – Хинкли, морщась, снова прижал ткань к ране.
Шарлотта продолжала стоять неподвижно, словно механическая кукла, в которой кончился завод. Она уронила руки и отвернула голову к окну, щурясь от лампы.
– Надо отобрать у нее нож, – прошептала Агнесса. – Пока она еще кого-нибудь не зарезала.
– Не могу поверить… – Роджер сделал шаг к Шарлотте, но Генри ухватил его за руку.
– Стой! Ты не знаешь, на что она способна!
Шарлотта издала тихий стон.
– Я сам это сделаю. – В голосе Генри Эштона прозвучала неожиданная твердость. – Я во всем виноват. Но клянусь, больше никто не пострадает.
Он медленно подошел к Шарлотте. Роджер, несмотря на предостерегающий шепот Агнессы, последовал за ним. Генри Эштон осторожно вынул оружие из пальцев женщины, и руки ее безвольно упали.
– Сядь, дорогая… – ласково попросил Генри. – Сядь.
Роджер подставил стул. Им пришлось нажать ей на плечи, чтобы она подчинилась.
– Что с ней? – с ужасом спросил Роджер, глядя на оцепеневшую фигуру. – За что она хотела меня… ранить?
– Убить, мой друг, убить, – со вздохом поправил его Генри. – Прости, я обязан был предупредить тебя.
– Шарлотта…
Роджер попытался заглянуть ей в глаза. На лице его были написаны страдание и мука, но Генри Эштон встал между ними:
– Не подходи к ней. Сейчас она в подобии забытья, но может очнуться и броситься на тебя. Такое уже случалось.
Хинкли содрогнулся.
– Но почему? Что с ней, Генри?
– Она больна! – резко бросила Агнесса. – У нее бывают приступы ярости, во время которых она не контролирует себя, а после начисто забывает о случившемся.
– Она пыталась убить почти каждого, кто появлялся в нашем доме, – вздохнув, добавил Генри. – Прости, Роджер! Я видел, как ты увлечен, и надеялся, что хотя бы на этот раз все пойдет по-другому. Мы скрывали от всех ее ужасную болезнь….
Он помолчал и закончил:
– И за это ее муж поплатился жизнью.
Хинкли вздрогнул и перевел на него расширенные глаза.
– Это правда, – с горечью подтвердила Агнесса. – Генри удалось спасти ее от суда и позора.
– …но я не смог спасти ее от самой себя.
Эштон отошел в сторону и закрыл лицо руками.
Минута прошла в тягостном молчании. Шарлотта по-прежнему сидела не двигаясь.
– Она не боится ни лечебницы, ни тюрьмы, – тихо сказала Агнесса. – Никто не выдерживал долго в нашем доме: она выбиралась по ночам из комнаты и бросалась на людей. Ей удается вскрывать любые замки с поистине воровской ловкостью. Единственное, что может испугать ее, – это призрак Томаса Эштона. Когда мы узнали об этом, Генри придумал пугать ее завываниями. В такие ночи можно не беспокоиться, что она покинет спальню.
– Все зашло слишком далеко, – глухо сказал Генри Эштон, отняв руки от лица. – Но на этот раз я позабочусь о том, чтобы никто больше не пострадал. Прости меня, Агнесса! Ты была во всем права. Завтра же я привезу врача.
Он обернулся к другу:
– Роджер, ты сможешь задержаться на один день? Рассказать доктору о том, что случилось?
Хинкли кивнул.
– После этого, я думаю, тебе будет лучше уехать.
Роджер отошел к стене и опустился прямо на пол.
– Тебе плохо? – бросился к нему Генри. – Что, рана?
Тот молча покачал головой.
– Видишь ли, Генри… – тихим ровным голосом сказал он. – Я помнил девушку, в которую когда-то был влюблен. Прекрасное дитя, не похожее на остальных. Прошла целая жизнь – долгая, не самая простая жизнь. И вот я возвращаюсь сюда – и кого я вижу? Ту же девушку, ждущую меня. Как будто вся моя судьба, все печали и горести были лишь дорогой, ведущей к ней. Ты не можешь представить, как я был счастлив, Генри. Ибо сейчас, на закате лет, счастье обрести любимую ощущается в тысячу раз острее, чем в юности, что бы там ни говорили глупцы.
Он вскинул на друга сухие глаза:
– И что же я узнаю? Что женщина, которую я люблю, безумна. Что она убийца. Что лишь оболочка осталась от того существа, которое я знал когда-то, а душа его поражена гнилью. Я познал много утрат, Генри. Но ни одна из них не приносила мне столько горя.
Роджер поднялся, но отвел протянутую к нему дружескую руку.
– Прости, я должен сам вынести это.
Он сделал несколько неуверенных шагов к двери. Но вдруг обернулся и с силой выдохнул: