Кубанский шлях
Шрифт:
– А на кой нам оно?
– Пригодится, не гулять идётя. Мне байдуже, а вам жизню спасёть.
Под таким напором Фрол сдался:
– Ну, показывай своё оружие!
Павел открыл сундук:
– Здеся, у рундуке усё для казака нужное. Амуниция, оружие. Вот сабли! Он выложил на стол несколько сабель. Любовно вынимая их из ножен, предложил приятелям посмотреть. Они внимательно разглядывали каждую, трогали лезвие. Фрол заметил неровности на одном:
– Да тут зазубрина!
– И на этом тоже, - обнаружил зазубрины на другом лезвии Степан.
Павел, нисколько не волнуясь, принял возражения покупателей и спокойно
– Я и не говорил, что оружие новое. Потому и отдаю так дёшево, что в битвах побывало.
Приятели отложили две более острые сабли с надёжными гардами. Затем продавец достал из сундука старинное ружьё с блестящим от времени и рук владельцев прикладом и тоже положил перед приятелями на стол:
– А вот ружжо!
Фрол нехотя посмотрел:
– Тоже старое.
– Ну, что? Зато пристреленное. Всего рубль! И с полной пороховницей! Как, по рукам?!
Фрол тяжело вздохнул:
– По рукам.
Ударили по рукам. Залаяли собаки.
– Посмотрю, чего гавчуть, заодно и покормлю, - проговорил Павел и вышел из хаты.
Посчитали: три рубля за сабли, рубль за ружьё, гривенник за перевоз и две копейки за еду - всего четыре рубля двенадцать копеек.
Переглянулись. Как достать деньги, если баба наблюдает, и занавеска ей не преграда? Вон, колышется. Степан своим мощным станом загородил Фрола, и тот, влезши чуть ли головой в мешок, отсчитал деньги.
– Что ваша собака три дня не ела? Набросилась на кости, как дикий зверь, прям, чистый волк!
– воскликнул, входя в комнату, Павел.
Фрол протянул ему деньги. Тот внимательно изучил монеты, попробовал их на зуб, бережно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху. Баба высунулась из-за дерюжки.
– Дядя, а что там, в Задонье? Какая жизнь?
– не утерпел, чтобы не спросить, Степан. - Жизня везде, ребяты, одинаковая. Не ты её, так она тебя, - промолвил, хозяин, замыкая сундук, - воля манить многих. Ищуть её, добиваются. А Задонье - степь бескрайняя, реки полноводные, зверь непуганый, птица несчитанная. Но ухо держи востро. Есть разбойники, как везде по Руси и по Дону. Есть черкесы, турки, ногаи, другие племена. Вот что я скажу: надо коней вам раздобыть. Верхи легче. Но у меня продажных коней нету, - вздохнул Павел. Потом ещё раз вздохнул, жалостно посмотрел на приятелей:
– Ладно, пойдём харч собирать. А вы пока побудьте в хате, отдохните.
Павел с женой вышли.
Фрол умостился на лавке, вытянув ноги. На щиколотках в тех местах, где тёрлись кандалы, появились ранки, которые он припорашивал пеплом от костра. Сейчас они воспалились. Но не это его беспокоило.
– Стёпа, Стёпа, не спи, - прошептал он, - хозяева нарочно оставили нас одних, чтобы мы уснули. А потом придут, тюкнут топором, и всё - денежки их. Ты видел эту бабу! Такая и глазом не моргнёт. Правильно сказал Трофим: змеюка! Сучка ярая!
– Да откуда они знают, сколько у тебя денег! Ты так торговался, будто отдавал последние. А потом мне дядька Павел понравился. Толковый мужик.
Только молвит странно: вроде и по-нашему, а кой-чего и не понимаю.
– Мы тоже с тобой неодинаково разговариваем. Ты всё как по-писанному говоришь, на "О" нажимаешь.
– Мир большой и разный, - вздохнул Степан.
Он помолился и поцеловал образок. Потом улёгся и одними губами начал свою привычную беседу со Степанидой.
– Опять ведьмачишь?
– проворчал Фрол,
7. За Доном
Лунная дорожка и частые звёзды, отражающиеся в воде, завораживают таинственностью. Тишина. Слышен только лёгкий всплеск воды от весла. Бударка пристала к берегу. Первой из лодки выпрыгнула собака, и за ней - люди.
Фрол с восторгом посмотрел вдаль, пытаясь увидеть новую землю. Но ещё темно и подробности не различимы. Всё равно ликующая радость переполняла его:
– Вот она, воля!
Степан тоже довольно расправил плечи, вздохнул полной грудью, присоединился к Фролу:
– Вольная земля!
Павел, не разделяя их восторга, - для него это будничность, всё же поддержал их:
– Да, ребяты, Задонье! Казакуйтя!
Он стал лицом к степи и, со знанием дела, произнёс обычное напутствие, повторяемое не один десяток раз:
– Слухайтя: будетя идти - чтоб солнце из-за левого плеча. Направо не завертайтя. Там на Мокрой Чубурке староверское селение. Они казаки, в нашей одёже ходять, так же дерутся как мы, саблями и шашками, тольки злые. К себе не подпустять, и даже воды не подадуть. Слева озорують наши казачки, разбой творять. Вам идти прямо. Апосля, вёрст через семьдесят, явится река, ногаи её называють Ея или Ея. Их не разберёшь. Не такая широкая, как Дон-батюшка, но стружки Стеньки Разина в устьице захаживали. За рекой начинается дикая степь, а там и наши, и ногайцы, и татары разныя, и разбойники. До самой Кубани. А за ней сторона Черкесия. Раздобудьтя себе коней, а потом уж выбирайтя место. Кубыть, прибьётеся к кому, к кордону какому-нить, запишитеся в казаки... Ай, наблукаетя, чаю.... Тольки не попадайтеся на глаза ногайцам и татарам, поймають и продадуть туркам в рабство. Они хоть и за нас, но сами по себе. Запомните: только труса пуля и сабля всегда найдуть, а смелого и смерть побоится, сторонкой обойдёть. Ну, бывайтя, помогай вам Бог.
Павел перекрестил приятелей на прощанье, сел в лодку и, не оглядываясь, поплыл к противоположному берегу. Товарищи со смятением посмотрели ему в след.
– Что, Степан, боязно?
– Да, как-то не по себе стало. Незнаемое, неведомое....
– Всё ж лучше, чем ноздри вырвут и на каторгу, - подвёл черту Фрол.
С восходом солнца беглецы тронулись в путь. Пока оно светило сзади, Степан и Фрол шагали довольно бодро, обращая внимание на всё, что встречается на пути. Жёлтая, выгоревшая бесконечная степь: с пожухлой травой, отцветшим ковылём, с редкими балочками в зарослях тёрна, шиповника, калины, бузины. Ближе к полудню - солнце в глаза, знойный ветер, бьющее по ногам сухое перекати-поле, запах терпкой полыни и усталость.
К вечеру встретилась на пути гора на ровном месте. Они даже обошли её вокруг, дивясь её правильному, округлому виду.
– Не иначе люди насыпали. Для чего сей курган, неведомо, - заметил Степан.
– Знамо дело, люди. Для чего-то нужно было. Может быть, на нём дозор стоял, смотрел кругом, чтобы врага не допустить к селению.
– А селение где?
– Враги, наверное, разорили, время тоже не пожалело....
В первый день, любопытство, конечно, преобладало над остальными чувствами. На другой день та же картина: степные дали, непуганые птицы и звери, запахи незнакомых приятелям трав - и снова горячий ветер. Приятели уже не столько глядят по сторонам, сколько вперёд.