Кукловод
Шрифт:
– Я удивлён, – Дальский патетически взмахнул руками. – Слышать из уст профессионала такие дилетантские речи мне просто больно. Давайте же признаемся себе, господа, что победа свалилась на нас нежданно. У партии просто нет кадров, способных встать к рычагам управления. А ошибок нам в случае чего не простят, в этом мы должны отдавать себе отчёт.
– По асфальту размажут тонким слоем, – мрачно предрёк Попрыщенко. – Идеология идеологией, а людям пить-есть надо.
– Вот именно, – сказал ободренный поддержкой Дальский. – Восстановление монархических традиций процесс длительный и трудоёмкий. На нас не только Россия смотрит, но и весь мир. Поэтому мы и пошли на союз с Рыкиным, оговорив при этом
– Не волнуйтесь, господа, – по-простому пояснил Костя Брылин. – Должностей всем хватит: замы, помы, секретари-референты.
– Речь не о наших окладах, – возмутился нервный Антон Павлович. – А о чём же тогда? – удивился Попрыщенко.
– Господин Рыкин бывший коммунист. – А где же мы вам столько беспартийных наберём? – возмутился до глубины Попрыщенко. – Я сам бывший коммунист. За что же такая дискриминация?
– Нашли чем попрекнуть человека, – укоризненно поддержал прораба Брылин. – Я в некотором роде тоже состоял, – прокашлялся Игнатий Львович, после чего наступила довольно долгая и неловкая пауза.
Пока Антон Павлович краснел от собственной бестактности, Дальский составлял список монархических активистов пожелавших положить жизнь на алтарь Отечества за приличную плату.
– А не слишком ли молод Виктор Марков для такой работы? – Но-но, – обиделся за штабс-капитана Попрыщенко. – Я сам в его годы секретарил в строительном управлении – справится.
– А как с казачеством? – пробасил из угла Михаил Бунчук.
– Тебе и карты в руки, – отозвался Дальский. – Ты теперь у нас председатель комитета.
– Не знаю, – нервно повёл плечами Заслав-Залесский. – Всё-таки образование немаловажный фактор для подобной должности.
– На что казаку образование! – воскликнул Попрыщенко. – Не лезьте, князь, в чужой монастырь со своим уставом.
– Я думаю, что Антону Павловичу хватит своих забот, – Дальский решительно вмешался в разгорающийся скандал. – Комитет по международным делам придётся формировать практически заново. Надо донести до мировой общественности всю важность свершившегося в России события.
Бунт был подавлен в самом зародыше, и Дальский не сомневался, что дальше всё пойдёт довольно гладко. Были, конечно, сомнения по поводу электората – что он там отколет в этот раз, но всё обошлось – электорат пренебрёг Крячкиным и отколол Гулькина. Либеральная пресса зашлась в истерике, ей усиленно подвывала пресса коммунистическая, страшно обидевшаяся на социал-монархистов, подложивших уже седлавшему белого коня Крячкину такую свинью. Этот трогательный дуэт ещё недавно столь непримиримых противников умилил Дальского до глубины души, тем более что либеральные «Губернские вести» не оставили своим вниманием его скромную персону. Дальский был обозван серым кардиналом, ренегатом и ландскнехтом, продающимся за большие деньги кому ни попадя, бесспорно талантливым негодяем, но личностью подлой и мерзкой, которой уважающие себя люди руки не подают.
В Крячкинском «Знамени» Дальского называли позорным порождением чудовищного развала и нравственной деградации отечественной интеллигенции, но больше напирали на мировую закулису, которая таких как Дальский готовит пачками, а потом засылает в нашу истерзанную либеральными реформами страну.
«Губернские вести» участие мировой закулисы в воспитании Сергея Васильевича отрицали начисто, а считали его порождением коммунистического ада, из которого мы столь благополучно и вовремя выскочили. Но, к сожалению, отдельных монстров мы прихватили с собой из этого проклятого прошлого, и они ещё долго будут отравлять нам жизнь.
Про Гулькина и та и другая газета заметили вскольз, что фигура это дутая, и исчезнет она с политического Олимпа губернии через несколько месяцев, к всеобщему облегчению.
К ругани недружественной прессы Сергей отнёсся с философским спокойствием, да и все эти мелкие уколы были заслонены грандиозным событием: социал-монархическая партия вырвалась из унизительного полуподполья в горние выси соврёменных небоскрёбов. Бывший обкомовский, а ныне губернаторский дворец произвёл на Дальского очень хорошее впечатление. Особенно ему приглянулся конференц-зал своей великолепной акустикой и оборудованной по последнему слову техники сценой. Эх, какие здесь можно будет устраивать спектакли на зависть всему остальному немонархическому миру.
Сергей не ударил в грязь лицом и организовал въезд Игнатия Львовича во дворец по высшему монархическому разряду, тем более что красивой картинки от него требовала пресса и наша, которая местная, и наша, которая столичная, и даже зарубежная, слетевшаяся на мероприятие и дружно потом Дальского обругавшая за старорежимный подход, дешёвые эффекты и провинциализм. Сергей иного от журналистов не ждал, а потому на ругань не обиделся. Картинку же он этим сукиным сынам дал самую роскошную. Ну, где вы ещё, скажите, у нас увидите казачий конвой, у кого вы найдёте такую гвардию, поручик к поручику, чистые и ухоженные, как огурцы на хозяйской грядке. А белый «Роллс-ройс» с негром-водителем за рулём! Да эти ребята буквально давились, чтобы его заснять и задать на лету несколько вопросов и даже на забугорном языке, но негр, чёрный как начищенный к полковому смотру солдатский сапог, иного языка кроме родного матерного не знал и по простому сплёвывал его под ноги столичным и зарубежным теледивам. Негр был местным, о чём и сообщил с гордостью иностранным журналистам прораб Попрыщенко:
– Дайте срок, господа, вот откроем бордели, мы ещё и не такое сможем.
Банкет, устроенный по случаю вступления в должность нового губернатора, имел оглушительный успех – на нём перепилась даже электронная пресса. А какой-то столичный журналист с криком «дай я тебя расцелую, черносотенец ты наш дорогой» повис на шее у Виталия Сократова, чем едва не нанёс тому моральный и физический ущерб. В остальном всё прошло спокойно и мило: девушки в кокошниках и сарафанах, парни в косоворотках и плисовых штанах. Песни пели всё больше народные, разве что Попрыщенко, ни с того, ни с сего, припомнив стройбатовскую молодость, затянул: «Не расстанусь с комсомолом – буду вечно молодым». Песню немедленно подхватил товарищ Крячкин, так они её вдвоём с прорабом-монархистом и допели до конца на удивление сильными, хотя и малость простуженными на стройках народного хозяйства голосами. Игнатий Львович Гулькин, дослушав песню, прослезился и предложил выпить за единство не только за столом, но и в бурно текущей за его пределами жизни.
Либеральные «Губернские вести» охарактеризовали монархический банкет как апофеоз пошлости и мещанства, а всю эту праздничную мишуру по поводу прихода Гулькина к власти назвали дешёвой опереттой, за которую стыдно перед цивилизованным Западом. И вообще, по мнению сильно, видимо, болевшего с похмелья журналиста, престижу России был нанесён сокрушительный удар.
Крячкинское «Знамя» попеняло монархистам на безумные траты в период, когда народ голодает. К чему этот загул, к чему эти белые лимузины, если монархисты действительно озабочены судьбой народной? Автор статьи, вероятно язвенник, полагал, что поражение товарища Крячкина ещё отольётся народу горючими слезами нищеты, а будущее России рисовалось ему в беспросветно чёрных тонах. Да, к власти, используя социалистические лозунги, прорвалась группа безответственных лиц, ничего общего с идеей социальной справедливости не имеющая. Народ, к сожалению, в очередной раз показал своё недопонимание текущего момента и сделал ставку на авантюристов, губителей России.