Кукушка
Шрифт:
Карл-баас выпрямился, поправил очки и наклонился к стражнику.
— Важный заказ! — доверительно сообщил он, прикрывшись ладонью.
— Понимаю. Понимаю, закивал десятник, возвращая документ. — Э-э… А что у ей в нутре?
— Она ещё не доделана, — торопливо сказал новоявленный «доктор механики», укутывая своё детище и опуская вуаль. — А внутри… всё как в часах — пружины, шестерни… мехи… — Он сунул десятнику кошелёк. — Вот, это вам. Извольте, так сказать, принять. За причинённое беспокойство.
Десятник шумно вздохнул, обдав сидящих в повозке винными парами, спрятал кошелёк в карман, подозвал караульного и жестом приказал ему пропустить повозку.
— Какого чёрта! — заорал он. — Вы что, глаза пропили?
Стражник растерялся.
— Дык ведь это… волосы…
— Да мало ли, у кого какие волосы! Нам приказано искать каких-то оборванцев — бородатого урода с ниточным дергунчиком и его девчонку в синьке, а не почтенного доктора и куклу, пусть даже с голубыми волосами. И нечего дёргать меня по пустякам! Печать в порядке? В порядке. Бумаги в порядке? В порядке.
— Это не те куклы, которые вы ищете, — заверил его Карл Барба.
На краткий миг повисла пауза. Фриц замер, ногти его впились в ладони. «Только бы пронесло. Только бы пронесло…»
— Это не те куклы, которых мы ищем, — наконец согласился стражник. — Проезжайте.
Йост тронул вожжи, животина поплелась вперёд, и повозка, грохоча, проследовала в городские ворота. Никто из стражников не посмотрел ей вслед, а если даже и посмотрел, не обратил внимания на лёгкий стынущий парок, который поднимался от закутанной в суконный плащ фигурки, будто та дышала.
Никто, кроме «доктора Каспара».
— Дыши в рукав, девочка, а то увидят, — распорядился он уголком рта.
— Да, господин Карабас, — пискнула Октавия и уткнулась носом в воротник.
— Меня зовут Каспар. И вообще — пока молчи! Хм… «бородатого урода»… надо же…
Фриц разжал кулаки и перевёл дух. Его трясло, на руке под браслетом образовалась воспалённая полоска. Он поймал взгляд девочки, та улыбнулась ему. Приключение, похоже, её нисколько не испугало. Сил двигаться не было. Фриц сидел и вспоминал, как прятали в тележке — в сундуке и под сиденьем — разобранную на части настоящую куклу, как итальянец больше часа накладывал девочке на лицо сначала воск, а после — пудру и румяна, а она хихикала и жаловалась, что кожа чешется. Из-за корсета она едва могла ходить — его сделали двойным, а между слоями запрятали монеты; в повозку её отнесли на руках.
— Если б я знал, что с вами будет столько возни, нашёл бы кого-нибудь другого, — то ли в шутку, то ль всерьёз поругался Йост. — Проще взять куклу, а тебя оставить в городе. Не вздумай только свалиться в канал: пойдёшь ко дну не хуже того испанца…
Потянулись марши, пустоши, полоски вспаханной земли, редкие заросли орешника и дрока. Музыканты почти сразу нагнали повозку и теперь шли пообочь, изредка перебрасываясь репликами, пока не отдалились от городских ворот на достаточное расстояние. Снег уже стаял, на дороге проглянули камни. Теплело медленно. Час был ранний, все прятали носы и руки, зевали, а Октавия и вовсе уснула. Некоторое время они ехали вдоль канала, потом дорога сделала поворот, и повозка загрохотала по мосту. Здесь опять возникли небольшие формальности со сбором пошлины, но музыканты всё уладили. За разговорами, руганью и разбирательством никто не обращал внимания на сам канал с его лодками и баржами — все думали только о том, как поскорее с этим покончить и двинуться дальше. И напрасно: зрелище того стоило. В конце концов, не каждый день можно без опаски наблюдать, как по узкому каналу, с бурунами, прёт на вёслах крутобокая норманнская ладья.
Обитель смахивала на переполошенный курятник. Двор переполняли суета и беготня. К тому моменту, когда Иоганн и Золтан добежали до ворот, странноприимный дом уже горел и зарево освещало всё вокруг. Монахи, которые поначалу только бестолково метались, орали и кружились на месте, теперь организовались и таскали воду из пруда. Мимо Золтана как раз пробежал какой-то конверс, неся ведро; Хагг проводил его взглядом и поднял голову.
Вход был охвачен огнём. Изнутри не доносилось ни звука, в стёклах отражалось пламя, из всех щелей шёл дым. Пол полыхал, но стены, кажется, ещё не занялись. Монахи притащили топоры и крючья, намереваясь высадить окно, тушить внутри, но подоспевшие палач с подручным их остановили:
— Что вы делаете, стойте! Будет тяга, там всё вспыхнет! Заливайте так!
Окно комнаты, где содержали пленницу, было узкое и находилось высоко, вылезти через него было невозможно, да никто и не пытался. Жива ли девушка, мертва или лежит без чувств — оставалось лишь гадать. Сквозь дырочки на месте битых стёкол сочились струйки дыма. От близости огня скукоживало веки. Свинец оконных переплётов уже плавился.
— Что делать, Иоганн?
— Не знаю… Надо потушить огонь, там будет видно. Может быть, она ещё жива. Сейчас притащат лестницу, попробуем заглянуть в окно. Эй! Там есть ещё вёдра?
Пока они стояли и соображали, чем помочь, из темноты на них выпрыгнул какой-то незнакомый солдат. Он был без шлема, мокрый, с дикими глазами, весь в крови, в разодранной рубахе, от которой несло вином и гарью; борода его была опалена, физиономию пересекал багровый шрам. В руке он сжимал короткий пехотный палаш с гардой в виде буквы «S» — такой же обычно висел на поясе у Санчеса или Родригеса. Самих же Санчеса с Родригесом, а также прочих испанцев из отряда Киппера было не видать. Палаш был окровавлен.
— А ты кто?! — закричал солдат, завидев «палача с помощником». — Поди сюда и отвечай, а не то, клянусь Христовой кровью, я тебе сейчас все потроха пущу! Ну?!
Золтан рассерженно выпрямился и потряс своим длинным мечом, который прихватил с собой и который всё ещё был в ножнах.
— Я палач! — заявил он. — Меня звать Людгер, а не знаешь — не ори! Вот моё орудие, а это — мой помощник. Что здесь случилось? Отчего пожар?
Объяснение вполне устроило испанца. Во всяком случае, палаш он опустил.
— Где padre Себастьяно?
— Что? — переспросил Иоганес, прежде чем Хагг успел открыть рот.
— Себастьян где?! — прокричал испанец и для наглядности перекрестился. — Ваш священник. Где он? Вы его видели?
Он всё время орал, словно не мог нормально говорить — при каждом слове срывался на крик. Хагг поморщился и стал оглядываться.
— Нет, мы его не видели! — прокричал он в ответ. — Что произошло?
Солдат тоже зачем-то оглянулся, посмотрел на палаш, будто увидел его впервые, потом — на свою ладонь, вытер о штаны одну руку, другую и сплюнул.