Кукушка
Шрифт:
— Правды, — устало выговорил маленький испанец. Он поправил очки. — Я дам вам пять минут, пока горит фитиль. До той поры вы говорите, а я слушаю. Дёрнетесь — положу на месте, не промажу.
— А что после?
— После… — Мануэль замешкался, но вскорости нашёлся: — Всё зависит от того, что вы мне скажете.
— А если ничего не скажем, что сделаешь? — Вмешался Иоганн.
Золтан нахмурился, но ничего не сказал, лишь молча буравил испанца глазами.
— Что сделаю? — переспросил наёмник и усмехнулся. — Заряжу обоим по куску свинца в грудину. A Muerte [68] .
68
Насмерть (won.)
— Я, — сказал Хагг.
На выходе из лечебницы брат Себастьян поравнялся с аббатом и заговорил:
— Мне нужно сказать вам пару слов, дражайший аббон. Прямо сейчас.
Аббат кивнул, спокойно и серьёзно, будто ожидал этого предложения. Впрочем, предвидеть подобное не составляло труда.
— Я сам хотел бы с вами переговорить, — ответил он. На собеседника он не глядел, взгляд его был устремлён в пространство перед ним; он не глядел даже на дорогу. Его сухие, старческие ноги, как всегда обутые в одни сандалии, Уверенно ступали по раскисшей и оттаявшей земле. — Покуда ваши люди ворошат пепел и роют землю, думаю, нам лучше пройти в мою келью.
— Не имею возражений.
— А ваш юный спутник…
— Я бы сказал — его присутствие не обязательно.
Испанец сказал Томасу несколько слов, тот кивнул и удалился. Сам брат Себастьян проследовал за Микаэлем.
В келье аббат первым делом зачерпнул воды в старую глиняную кружку и сделал несколько глотков, но сделал их, как показалось Себастьяну, не потому, что испытывал жажду, просто хотел прогнать с языка дымную горечь. Инквизитору тоже захотелось промочить горло. Аббат перехватил его взгляд.
— Хотите воды? — предложил он. — К сожалению, это единственное, что я вам могу сейчас предложить: вина у себя в келье я не держу.
— Благодарю. — Доминиканец принял кружку и тоже сделал глоток. — Что вы хотели мне сказать?
— Кажется, это вы хотели мне что-то сказать, — напомнил ему настоятель. — Как я понял, виновник сегодняшнего пожара вам каким-то образом… известен.
— Возможно, — последовал уклончивый ответ.
— Зачем вы его преследуете? Разве это так необходимо?
Брат Себастьян бросил на аббата косой взгляд и, казалось, задумался. Настоятель терпеливо ждал.
— Странно слышать от вас подобные вопросы, — наконец сказал испанец. — Вы что-то имеете против моих поисков? Или, наоборот, хотите сказать, что можете навести меня на его след?
— Вы не найдёте его.
Инквизитор поднял голову. — Найду, — ответил он.
— Не найдёте, — со странной убеждённостью повторил аббат Микаэль. — Страна большая. Он передвигается быстрее вас. Ему известны тайные ходы. Он возникает там где в самом деле нужен, а не там, где его хотят увидеть или поджидают. Ваша приманка не сработала или сработала не так, как желательно. Вам не выйти
Губы брата Себастьяна тронула улыбка.
— У меня, — промолвил он, — хоть вам то неизвестно, есть подобная ищейка.
— На что вы намекаете? — Аббат поднял бровь. — Тот ваш безумец? Или… — Тут глаза его расширились. — Иисусе… неужели… этот мальчик?
Инквизитор предпочёл не прятать истину.
— Да, это он, — признал он. — Брат Томас, несмотря на юные года, обладает неким, скажем так, чутьём. Особым даром — чувствовать и видеть. Я возлагаю на него большие надежды.
Аббат казался потрясённым.
— И вы поощряете в монахе — в монахе! — проявления подобных сил? Используете явное зло, чтоб искоренить неявное!
— Чтобы охотиться на хищника, нужно чутьё хищника, — возразил на эту горячую речь брат Себастьян. — Вы можете думать что хотите, но в подобном случае разборчивость в выборе средств несколько неуместна. Вы сами сравнили моего питомца с собакою. Что ж плохого в том, что я охочусь с нею на лису, которая давит моих кур или режет овец, если это понятнее для вас?
— Он не режет… — одними губами произнёс настоятель.
Брат Себастьян прищурился на собеседника:
— Почему вы так рьяно защищаете этого колдуна, почему так стараетесь обелить? Я давно заметил, что вам неприятны даже разговоры о будущем процессе… Откуда такой интерес к его персоне? Или вы сами в его власти? Сами прибегали к его услугам?
Аббат приложился к кружке и сделал несколько глотков.
— Вы правы, — признал он. — Ваши предположения верны. Но лишь отчасти! Отчасти… Это случилось пять лет назад. Я действительно… был серьёзно болен. Можно сказать — я умирал. Ничего не могло мне помочь или облегчить страдания. И вот однажды… Я лежал и не вставал неделю, речь уже шла о соборовании и последнем причастии. И тем вечером в ворота обители постучались…
— Это был травник, — подытожил Себастьян.
— Да, — подтвердил аббат, это был травник. Рыжий травник со шрамом вот здесь. — Он тронул висок. — Я очень хорошо запомнил его лицо. В тот день, когда вы мне показали портрет, я сразу его узнал. Он сказал, что я напрасно истерзал себя, что моё время ещё не пришло и что я ещё нужен здесь, на земле… Я ответил, что на всё воля Божья, и, если мне сегодня суждено умереть, пусть так и будет. А он сказал, что я могу выбирать. И я… — аббат сглотнул, — я оказался слаб. А может быть, наоборот. Кто может судить? Меня поймут лишь те, кто лежал на смертном одре, а большинство из них мертвы.
— Он резал вас! — внезапно догадался брат Себастьян. — Так вот в чём дело: вы позволили ему копаться в ваших внутренностях!
— Да. Я лёг под нож. Он опоил меня, я ничего не почувствовал. Этот человек помог мне: я, как видите, жив до сих пор. Но я не продавал ему своей души! Он отказался взять с меня любую плату.
— Что же он потребовал? — участливо и в то же время — с профессионально-равнодушной вежливостью в голосе спросил монах. — Ведь что-то он от вас потребовал! Иначе вы бы сейчас не стали мне об этом рассказывать.