Кукушка
Шрифт:
— Где она? — отрывисто спросил он.
Без пояснений было ясно, кого он имеет в виду. Зерги выпрямилась и махнула рукой.
— Сюда, — позвала она.
Травник наконец увидел пострадавшую.
— Яд и пламя… Отойди от неё!
Он почти подбежал к девчонке, отложил свой посох, опустился возле изголовья. Глянул на пчелу, затоптанную в грязь, на улей и на Андерсона — три быстрых взгляда, как три выстрела. Нахмурился. Ничего не сказал.
Девушка к тому времени уже перестала метаться, только молча боролась за каждый вдох. Отёк наступал. Лицо её совсем распухло, глазки сделались как щёлочки, серые губы едва шевелились. Лис прищурился, нагнулся, тронул её за одну руку, за другую, отыскал место укуса и перетянул его закруткой. Вырвал жало. Пощупал девушке лоб и убрал упавшую на щёку прядь волос.
— Потерпи, — сказал он. — Слышишь? Потерпи. Я тебя спасу.
Девушка с усилием приоткрыла один глаз. И узнала. Даже попыталась улыбнуться.
— Ты… — выдохнула она — мучительно, уже из смертной мглы. — Я…
И лишилась чувств. Травник резко обернулся.
— Что стоите? — гаркнул он. — Отворите двери, дайте доступ воздуху. Принесите снегу с улицы — я видел за амбаром. И вскипятите воды!
Тон его не терпел возражений. Рутгер уже ничего не понимал.
— Ты жив! — сказала Зерги.
— Что? — Травник поднял голову. — А… да… — Он отмахнулся от её слов, как от чего-то несущественного: как раз в этот момент он щупал пульс. — Так. Я просил…
Матиас бросился наружу за снегом.
— У нас есть молоко, — поспешила сказать Зерги.
— Это ещё лучше. Грейте всё, сколько есть.
— Уже согрето.
— Очень хорошо. Дай одеяло.
Зерги вытащила плед из своего рюкзака. Все переговоры с травником как-то сами собой легли на её плечи. «Они знакомы», — напомнил себе Рутгер, ощущая что-то вроде ревности, и удивился. Андерсон предпочёл не спорить и молча наблюдал за происходящим. Матиас вовсе устранился.
— Что с ней?
— Отёк, не видишь? — бросил травник, укутывая лежащую девушку. — Asphyxia. Отсутствие пульса. Она не переносит яда пчёл.
— Я не слыхала ни о чём подобном.
— Да, недуг редчайший, но известен со времён египетских. Сдаётся мне, об этом знал не только я. — Тут он прищурился на господина Андерсона, перевёл взгляд на Зерги и неожиданно спросил: — Сахар есть?
— Сахар? — растерялась та.
— Ну сахар, сахар. — Травник показал пальцами. — Есть?
— Айе, найдётся…
— Отколи кусок.
Он говорил, а сам всё время что-то делал с девушкой — массировал ей грудь, дул в рот и в нос, поил, шептал какие-то слова, поправлял ей плед, а когда она пришла в себя, заставил выпить большую кружку молока. Попутно высосал ранку и приложил кусочек сахару. «Яд вытягивает», — догадался Рутгер, запоминая на будущее. Если и была в его действиях магия, Рутгер этого не видел. В костёр подбросили поленьев, пламя вскоре разгорелось и перестало дымить. Сразу стало светлее, амбар проветрился. Внутри царило полное молчание, лишь переступали лошади за загородкой да шуршал по крыше дождь. Наконец, спустя примерно полчаса, отёк пошёл на спад. Дыхание девушки сделалось обычным, даже ровным. Она лежала, сжав травникову руку в своей, и не желала её отпускать, да, впрочем, тот и не рвался. Глаза у неё были закрыты — после шока началась светобоязнь.
— Всё. — Жуга устало выпрямился и отёр свободною рукою пот со лба. — Дальше она справится сама.
— Может, справится, — вкрадчиво заметил Андерсон из своего угла, — а может, и нет. — Он ухмыльнулся и много значительно похлопал по крышке улья. Пчёлы отозвались встревоженным гудением. — Так что не спеши уходить, Жуга с прозванием Лис… Или мне лучше звать тебя — Вацлав Рыжий?
Травник внимательно вгляделся в его круглое, гладко выбритое лицо, осторожно высвободил руку из цепкой хватки маленькой девушки, подобрал посох и встал во весь рост.
— Мы знакомы? — спросил он.
— В некотором роде. А знаешь, — толстяк усмехнулся, — я ведь до самого конца сомневался, что ты придёшь. Вообще сомневался, что ты жив. Знал, но сомневался.
— Я тебя не помню.
— Меня зовут Андерсон. Ян Андерсон.
— Я тебя не помню, Ян Андерсон. И всё же… — Тут Жуга поколебался. — Всё же у меня такое чувство, будто мы с тобой встречались.
— Один раз, — подтвердил голландец.
— Это ты её ужалил?
— Я.
Травник сделал странный, очень быстрый жест — будто повернул в руках большую невидимую сферу, после — сжал ладони, вновь развёл и посмотрел на них, сначала на одну, потом на другую. Поднял взгляд.
— Так вот в чём дело, — медленно проговорил он. Ты — босоркун. Двоедушник! Немудрено, что я тебя не помню. Хм… — Жуга потряс руками. — Давно я не встречал вашего брата… Правда, что с того? Думаешь, нашёл девчонку, так теперь сможешь меня удержать при себе?
— Думаю, смогу, — кивнул господин Андерсон и вынул кинжал из ножен у себя под плащом. Потрогал пальцем лезвие. — Ты видел, что творится с этой девочкой, и пришёл. Ведь ты не хочешь, чтобы это повторилось? А? Не хочешь? Вот и славно! А меня ты не станешь убивать.
— Почему это не стану? — хмуро поинтересовался травник.
— Потому, что ты для себя так решил. — Тут толстый поднял взгляд и расплылся в торжествующей улыбке. — Я прав?
Жуга промолчал. Молчали и все остальные в амбаре. Девушка у ног травника подобралась и села. Её всё ещё колотила мелкая прерывистая дрожь.
— Зачем я тебе? — отрывисто спросил Жуга, обращаясь к Андерсону. — Что ты задумал? Кто ты, наконец, на самом деле, ты, кто со мной говорит?
— Я тот, — ответил Андерсон, — кто будет Летописцем.
— Ах вот оно что! — горько сказал Жуга. — Хочешь стать новым Иоанном… Не выйдет. Не знаю, кто ты и откуда взялся, но у тебя ничего не получится.
— Получится, — заверил его Андерсон. — Ещё как получится.
— Нет. — Травник покачал головой. — Этого я не позволю. Я не дам тебе такого шанса.
Андерсон ухмыльнулся в ответ и погладил клинок.
— Тебе не справиться со мной. Убить меня не так-то просто. Да ведь ты и не станешь убивать?
— Ни в коем разе, — с достоинством ответил рыжий знахарь. — Справлюсь так.