Кукушка
Шрифт:
Уже светало, когда Фриц нашёл девочку спящей у полупогасшего костра, возле которого сидел и ворошил угли какой-то незнакомый парень лет примерно двадцати пяти, высокий, с очень бледной кожей, с длинными, абсолютно белыми прямыми волосами, кончики которых он отбрасывал за уши. В то время, как все веселились, допивали пиво и любили друг друга в кустах, парень был задумчив, одинок и совершенно трезв.
— Привет, — сказал он, завидев приближавшихся к нему Йоста и мальчишку. — Эта la petite fille [74] ваша?
74
La petit fille (фр.) — маленькая девочка, дочка
— Добрая вам ночь, — поздоровался Йост и икнул. — А девочка и вправду наша. Спасибо, что не дали ей замёрзнуть.
Фриц промолчал.
Незнакомец не походил на крестьянина и выглядел как горожанин, голиард или вагант, хотя никак не аламод [75] — был в белой рубашке, красных штанах-трико и старомодных башмаках с носами как у корабля. На голове его был берет с пером и украшением в виде костяной медали, свой замшевый чёрный колет он набросил на плечи, а синим гарнашем [76] накрыл спящую девочку.
75
Аламод (нем. «alamode», от фр. «monsieur a la mode») — так и Европе называли франтов и бездельников
76
Четырёхугольный плащ с отверстием для головы
— Вы, я слышал, едете на север, к морю, — вежливо сказал он.
— Вас обманули, — быстро ответил Йост, — мы едем совсем в другую сторону, на восток.
— Всё равно нам по пути. Я уже две недели жду каких-нибудь путников или пилигримов, чтобы составить им компанию. Сами понимаете, каково в наше время путешествовать в одиночку. Возьмёте меня с собой?
— Я поговорю с ребятами, — сухо ответил Йост, — но ничего не обещаю.
Поэт встал и сделал кукольнику знак.
— Отойдём-ка, — тихо сказал он.
Они отошли. Фриц увязался за ними.
— Не люблю я случайных попутчиков, — морщась, проговорил поэт.
— И мне сдаётся, что не надо брать его с собой, — поддакнул ему господин Карл. — Видели, какая у него бледная кожа? Видели, a? Porca Madonna, парнишка, не иначе, прокажённый. Я готов побиться об заклад, что потому он и сидит здесь три недели и его никто не хочет брать с собой. Фу-фу-фу! И как я сразу не подумал? Надо будет вымыть нашу малышку, а то он укрывал её своим плащом.
Йост покачал головой.
— Это вряд ли, — возразил он, — молод он для прокажённого. Впрочем, бейтесь, если вам не жалко денег. Я вот думаю другое: хуже, если он шпион. Ну, в смысле, сыщик.
— Как — сыщик? — удивился кукольник. — Что здесь делать сыщику? Следить за кучкой лесных гёзов? Шутить изволите. Кому они нужны? К тому же стражники за версту обходят прокажённых.
— Итак, — задумчиво подытожил Йост, — если у парня лепра, он не может быть шпионом.
— А если он шпион, то не болен проказой, — добавил кукольник.
— Хм…
— Хм…
Интуитивно оба чувствовали, что логика у них слегка хромает, но никак не могли найти дыру в своих суждениях.
— А по-моему, он нормальный парень, — вдруг сказал Фриц. — Октавия не станет водиться с кем попало, она такая. Может, пусть его? Проедет с нами сколько-то, а там посмотрим.
Взрослые посмотрели на него, потом друг на друга.
— А неплохая мысль, — признал поэт. — Как говорится, устами младенца… Неизвестно, правда, о чём она с ним говорила, да и говорила ли вообще… Ладно, я подумаю ещё.
Они вернулись до костра. Заслышав посвист сырой травы под их шагами, мужчина поднял голову, и всех троих опять сразили его бледность и какая-то нечеловеческая тонкость черт. Лицо его, казалось, вовсе не имело возраста. При взгляде на него под кожей безобразили мурашки.
«Да что ж такое! Уж не эльф ли парень? — про себя подумал Барба. — Или, не дай господи, мертвяк, какой-нибудь утопленник… А что, в майскую ночь всё возможно…»
Вслух он ничего не сказал.
— Так я могу на вас рассчитывать? — снова спросил незнакомец.
— Мы, в общем-то, не против, — уклончиво ответил Йост. — Днём на трезвую голову всё обсудим и решим. Что вы умеете делать?
Парень в чёрном поколебался.
— Я иногда играю на флейте, — сказал он.
— Вот как? — удивился Йост. — Похвально. Хорошо играете?
— Я не знаю… Впрочем, погодите. — Он полез под куртку, вытащил небольшую белую флейту, сделанную будто из кости, и поднёс её к губам.
Высокий чистый звук разнёсся над ночной поляной, легко перекрывая шум толчеи, смех и пьяные выкрики. Мелодия была короткой — он сыграл всего несколько фраз, но и Йост, и Фриц, и кукольник вдруг испытали неправдоподобное, живое, дикое по силе чувство переноса, попадания в иной мир или даже в сказку. Звук словно раздвигал пределы, обострял все чувства, пробирал до дрожи, рождая в глубине души какой-то сладкий ужас пополам с восторгом. Все остолбенели. Это было что-то небывалое, Фриц никогда не слышал, чтобы кто-то так играл. Пальцы музыканта едва касались клапанов на теле флейты, словно ласкали женщину, парень тихо раскачивался, полузакрыв глаза, а когда мелодия закончилась, на поляне воцарилась полная тишина.
Все трое ещё несколько секунд стояли как зачарованные. Наконец Фриц заморгал и затряс головой, прогоняя наваждение, а когда поднял взгляд, то увидел, что Октавия приподнялась и смотрит на флейтиста широко раскрытыми глазами, полными обожания и удивления, а за спиной у них маячат шестеро бродячих музыкантов и все шестеро молчат.
Рейно Моргенштерн был первым, кто шагнул вперёд и тронул человека в чёрном за плечо.
— Как твоё имя, парень? — тихо спросил он. Тот обернулся и не сразу ответил. Казалось, он опять колеблется.
— Друзья зовут меня ван Хорн, — наконец сказал он.
— Ван Хорн? Звучит неплохо. Что ты здесь делаешь?
Флейтист пожал плечами:
— Пока пытаюсь выбраться отсюда.
…Через день, когда воинствующие гистрионы протрезвели, выспались и двинулись в дальнейший путь, беловолосый дудочник был с ними.
Два дюйма фитиля сгорают где-то за минуту. Времени почти не было.
— С чего начать? — спросил Золтан. — Я не успею обо всём.
— Сперва скажи, кто вы такие. Только не ври, что палачи. Как тебя звать по-настоящему?