Культурные особенности
Шрифт:
С потолка мигала вполсилы старая желтая лампа. Гудели голоса в темноте, сизый табачный дым плыл, завиваясь спиралями у вентиляционных решеток.
«Интересным занятием» по версии улыбчивой, верткой технички — было сидеть в углу и слушать профсоюзного агитатора. Запрещенного, само собой, но от этого его речи интересней не становились.
— Товарищи, немедленных результатов вам никто не обещает, — вещал агитатор с трибуны, постукивая для убедительности кулаком по импровизированной из двух ящиков трибуне. Доска под ладонью скрипела и вздрагивала, граненый стакан на доске дрожал и брызгал водой на рукав с алой, засаленной лентой.
— Но и мирится с тем, как вас грабит федерация — это, товарищи, надо совсем себя не уважать. Мало того, что федералы
— Ага, корпоративная тонна, это максимум семьсот килограмм.
Кто-то в задних рядах одобрительно засмеялся:
— Восемьсот…
— Да нет, семьсот от силы…
— Худая она у них, подкормить надобно… — крикнул кто-то из дальнего угла. По залу пролетели смешки — эхом от серых стен, короткие, одобрительные.
— И еще похудеет, если не объединимся, товарищи, — оратор стукнул по столу кулаком.
Сара рядом наклонилась вперед, захлопала, крикнула «верно». «Старая песня» — Влад зевнул, гадая — упадет ли стакан. Сухой щелчок часов со стены — это минутная стрелка встала вертикально вниз — половина пятого. Оратор потянулся к воде. И вдруг дёрнул рукой — неловко, стакан, сверкнув гранями, перевернулся, полетел вниз. Влад еще не успел ничего понять, просто протянул руку — вдруг, сам себе удивляясь — рванул на себя Сару, дернул, защелкнул шлем на ее голове. Заложило в ушах. Защекотал ноздри странный здесь запах земли, лета и прелого, гниющего сена. Защипало в глазах. Стакан упал и разбился, блеснув в желтом свете яркой, радужной крошкой. Оратор вдруг захрипел, схватившись за горло обеими руками. Видно было, как раздувается и, на глазах, мертвенно синеет лицо. Из носа — кровь, багровым потоком по рукам и вниз, мешаясь на рукаве с алым шелком повязки. Щёлкнул шлем вокруг головы — руки опытного межпланетника уже все поняли, накинули на голову летный шлем, закрыли, включили продувку — сжатый холодный воздух ударил в ноздри, унося наружу туман, запах смерти и прелого сена. Кто-то запоздало крикнул «берегись, газ». Мужик в спецовке и шлеме — по виду такой же пилот, как и Влад, вскочил, прыгнул к стене, с маха ударив кулаком по красной кнопке тревоги. Раз, другой, сильно, до крови на пальцах и пластиковых брызг защитного кожуха. И бесполезно — не вспыхнул по стенам багровый тревожный огонь, не взвыли сирены, не загудели, унося газ вентиляторы аварийной продувки — аварийная сигнализация была мертва.
Лектор мешком рухнул на пол, закрывая лицо алой лентой повязки.
Влад огляделся — вокруг на ногах остались еще полдюжины таких же, как он, рыбарей — атмосферников, приученных кожей чуять перепады давления. Кто-то кашлял — истошно, кровью, буквально выхаркнув легкие на заплеванный пол. Упал, свернувшись клубком на полу. И затих.
Остальные в зале были уже мертвы или еще умирали.
Сара кинулась к выходу. Вдруг, опрометью, взмахнув руками и крикнув на ходу что-то про «скорую». Влад почему-то хотел ее остановить. Не понял сам, почему. И не успел — ее плечо прошло в миллиметре от его пальцев.
Лязгнула дверь. Автоматная очередь прошила ее на бегу, смяв и отбросив назад — грязным мешком на решетку пола. Вторая очередь прозвенела, выбила россыпь искр по стенам и потолку. Лопнула лампа, брызнули в стороны осколки стекла. Упал человек — тот самый рыбарь, стучавший по кнопке тревоги. Пули хлестнули, прошлись по шлему и спецовке, оставив ровную строчку дыр на спине. Влад вжался в стену. Не думая, на инстинкте. От двери — полосой яркий неоновый свет и в этом свету налетчики были видны ясно. Двое, оба высокие, в одинаковых, новых скафандровых куртках. Лиц не видать — оба прикрыты глухими, паучьими масками. В руках полицейские «скорпионы», сизый дым течёт струйкой из коротких ребристых стволов.
«Кванто кхорне» — рявкнули они. Коротко, дружно — непонятный, гортанный взглас. По спине, струйкой — холодный пот. Влад, дернувшись вдруг, увидел как медленно поворачивается в его сторону воронёное короткое дуло.
— Суки, вашу мать, — ударил в уши хриплый, полный ярости крик. Свистнула в воздухе сталь — серебристой, мерцающей рыбкой. На налетчиков кинулся глухо, нечеловечески матерясь, один из выживших рыбарей. Влад обернулся и узнал его — Серега Сташевский, эмигрант с Гефеста, бывший уголовник, беспробудный пьяница и бузотёр. На глазах у Влада очередь прошила его, опрокинула и смела — кулем на пол. Прозвенел нож, выпав из мертвых, татуированных синими колоколами пальцев.
Влад сорвал с пояса пилотский клеевой пистолет и, не целясь, выстрелил дважды.
Клеевой пистолет вообще-то оружием не был. Совсем. Деталь корабельного ремкомплекта, неуклюжий широкоствольный дозатор, позволяющий по-быстрому поставить заплату на скафандр или на обшивку корабля. Заплату из жидкого пластика, выдерживающую минимум сто атмосфер. Обоих налетчиков просто смело, сломало и вклеило в стену — вместе с автоматами, одной изломанной, авангардной фигурой. Маски упали с лиц. Влад сморгнул — они были зеркальными, туземными с высокими плоскими скулами туземцев со «Счастья». Знаки на лбу — косые чёрные молнии. Один был, вроде, даже знаком — вышибала «зеркальной долли». Влад сморгнул раз, потом другой, гадая — правда ли это и впрямь тот, кому он улыбался на той неделе… Из коридора — новый треск очередей. И опять «кванто кхорне» — издалека. Пискнул счетчик под ухом — разряжен кислородный баллон. Влад оглянулся — мельком, понял, что живых тут больше нет, и кинулся прочь, подальше отсюда.
Дальнейшее он помнил плохо. Темные коридоры, крики, писк счетчика и сухой стук очередей за спиной. Помнил офис корпорации — тот самый сепаратор, куда совсем недавно — или вечность назад — ходил сдавать чиновникам добытую «рыбку». Теперь офис горел — рыжее пламя металось, мелькало в окнах. Гербовой щит сбит на землю — черный ворон федерации расколот и раздавлен ногой, один из налетчиков присел рядом с ножом, скребая с когтей позолоту. Еще двое ходили рядом, раскладывая под окнами тела чиновников и полицейской охраны — аккуратно, в ряд, жуткой для глаза картиной. И еще один крутился у стен, рисовал на стенах — обычный латинский крест черной аэрозольной краской.
Еще помнил бой у ангара — когда кто-то из пилотов сумел организоваться, собрать выживших и повести на прорыв — к кораблям, подальше от мёртвой станции. Коридор, где Влад недавно расстался с Марселем, оказался перекрыт — налётчики в паучьих масках били по людям в упор из-за перевёрнутого погрузчика. Клеевые пистолеты не доставали, пилоты шли в атаку — в полный рост, скользя в лужах алой крови и падая на трупы товарищей. Автоматы захлебывались, налетчиков почти прижали к стене — но раздался взрыв. Изнутри ангара, стену буквально снесло. Ослепительно-яркое пламя вырвалось, проглотив всех подряд — и пилотов, рвущихся к своим кораблям, и налетчиков в страшных, паучьих масках. Влада спасла вовремя подвернувшаяся нога, и рухнувшая прямо перед носом двутавровая, огромная балка. Пламя прошло стороной. Коридор пуст. Дым плыл, вился под потолком, тела — бурой кашей — лежали вокруг на полу. Чужие, свои — вперемежку. Путь наружу закрыт. Влад метнулся назад, гадая — выветрился ли газ и куда еще можно податься.
Забрел зачем-то в «зеркальную долли». Долго пялился, тряся звенящей в висках головой, на сорванную дверь и разгром внутри. Все было пусто, мертво — и давно. Ватной, мертвенной, звенящей в ушах тишиной несло из пустых коридоров. Вспомнилось недавнее — возвращение, вечер, пиво в банке и улыбающийся Марсель. «Новые девочки». Хлюпнуло красным под сапогом. Вон они, девочки, лежат у стены — новые и старые вперемежку. Точнее в ровный, как по линейке ряд, тела выложены страшной, чудовищной инсталляцией. «Не поленились, гады» — скрипнул зубами Влад. Опять крест на стене — наскоро, аэрозольным баллоном. Пискнул счётчик — кислороду в баллоне осталось всего ничего.