Культурология. Дайджест №1 / 2013
Шрифт:
Проницательность интуиций эллинизма в медитациях культуры Серебряного века свидетельствовала, что Античность стала «живой силой», без которой, полагал Анненский, «может быть, немыслим самый рост нашего сознания» 183 . В зоне гностического таланта античные архетипы сказывались смыслопорождающими моделями художественного сознания, в русле изобретательных дарований – смыслопридающими, определяющую роль в которых играла разветвленная ризома древнегреческих ассоциаций. В качестве примера «оживления» Античности у «изобретательного» дарования укажем на рассказ «Орфей» (1908) А. Кондратьева, чья первая стихотворная книга была отмечена благожелательным вниманием Брюсова.
183
Анненский И. История античной драмы: Курс лекций. – СПб.: Гиперион, 2003. – С. 30.
Герой рассказа молодого писателя оказался жертвой не только насмешки богов, но и любострастия возлюбленной. По художественной версии, возвращение кифареда
184
Кондратьев А.А. Орфей // Кондаратьев А.А. Сны: Романы, повесть, рассказы. – СПб.: Северо-Запад, 1993. – С. 121–122.
Рассказ Кондратьева не был результатом досужего домысла. В своей автобиографии 1906 г. он писал: «Любовью к античному миру я обязан Иннокентию Федоровичу Анненскому…» 185 . От своего учителя он унаследовал не только интерес к мифу, но и нетривиальные познания. Возможно, его версия неудачного возвращения Орфея обусловлена исконным соперничеством между Гермесом и Аполлоном, которое началось с похищения вороватым богом Аполлонова стада. В этой истории соперничества важен знаменитый эпизод преследования Дафны, рожденной от брака Геи с Ладоном. Вот почему, когда Аполлон почти настиг нимфу и уже хотел заключить ее в объятия, она призвала мать, и та приняла ее в себя, превратив в дерево.
185
Цит.: Анненский И.Ф. Власть тьмы // Анненский И.Ф. Книги отражений. – М.: Наука, 1979. – С. 64
На близость Дафны Гермесу указал известный знаток Античности Ф. Зелинский. Републикуя во времена ученичества Кондратьева космогонический отрывок, напечатанный впервые в 1901 г. Р. Реценштейном в Страсбурге, он обратил внимание на то, что Аркадия, откуда культ Гермеса разошелся по всей Греции, была некогда безводна, и бог главной аркадской реки Ладон был вызван из недр Земли самим Гермесом:
Горы в надел даровал он нимфам, владычицам пастбищК высшей жезлом прикоснулся; и вот из середины ущельяБрызнул Ладон. Его ил плодоносный Аркадия тотчасВ лоне сокрыла своем, – а затем, когда время настало,Миру явила желанную дочь, миловидную Дафну 186 .186
Зелинский Ф.Ф. Гермес Трижды-Величайший // Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей: В 4 т. – М.: Ладомир, 1995. – Т. 2. – С. 101. – Репринт: СПб.: Сенатская тип., 1907.
Зелинский назвал Дафну «Евой аркадского герметизма», Адамом, по мнению ученого, был Пеласг, эпоним и предок пеласгов, населявших Аркадию. В аргосском мифе он – сын Ниобеи, своего рода ипостаси гористой аркадской земли. Ниобея встречается и в фиванском мифе, родившемся еще на одной родине греческого герметизма, в городе Кадме. Однажды Ниобея возгордилась своим многочисленным потомством перед супругой Зевса Лето, имевшей всего двух детей, Аполлона и Артемиду, и они, по наущению матери, расстреляли всех ниобидов, отчего Ниобея окаменела от горя и стала аркадской скалой.
Эти истории, связанные с хтоническим Гермесом 187 , имеют косвенное, а то и прямое отношение к Орфею, который по одному из вариантов основного мифа был сыном Аполлона 188 . И все, что изобличает вражду между подземным Гермесом и его солнечным соперником, конечно же, проецируется на боговдохновенного кифареда, чья лира после расправы, учиненной над Орфеем менадами, хранилась в Аполлоновом святилище 189 .
187
Там же. – С. 116.
188
См.: Пиндар. Аргонавты. Стихи 175–178.
189
См.: Грейвс Р. Мифы Древней Греции: Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1992. – С. 81.
Гермес подземный занимал исключительное место в греческом пантеоне: только ему было позволено преступать пределы обители, навеки отданной во владение Аиду. Нарушив эту прерогативу бога-психопомпа, Орфей нанес ему тяжкое оскорбление, и недаром возмездие настигло поэта на границе между мирами, где функции Гермеса приобретали особую важность.
Таким образом, придуманное Кондратьевым обольщение Эвридики имело достаточное мифологическое обоснование. Оно выглядит еще убедительнее, если принять во внимание фаллическое реноме Гермеса, поклонение которому восходит к оргиастическим культам плодородия. На Киллене, самой высокой аркадской вершине, его почитали как символ зиждительной силы природы 190 . Беотийцы поклонялись Гермесу – столбу: богу могил с изображениями фаллоса, и миф сообщал, что Гермес-психопомп сексуально возбуждался при виде Персефоны 191 .
190
См.: Павсаний. Описание Эллады. IX: 27, 2.
191
См.: Хюбнер К. Истина мифа: Пер. с нем. – М.: Республика, 1996. – С. 880, 891–892.
Подобные изображения Гермеса сохранила и греческая вазопись. В книге К. Ватцингера «Греческие вазы в Тюбингене» есть фрагмент краснофигурной росписи «Жертвоприношение герме», где герма изображена в виде человеческой фигурки с эрегированным фаллосом 192 . Более того, греческий писатель Афинагор (II в.) утверждал, что жезл Гермеса символизирует форму совокупления. Происхождение этого символа он относил к сексуальному посягательству Зевса на свою мать Рею. Избегая соития, она приняла обличие змеи, но Зевс тут же превратился в змея и, связав ее так называемым гераклейским узлом, совершил над ней насилие. Точно так же он совокупился и со своей дочерью Персефоной 193 . Впрочем, инициатива эротической игры Эвридики с Гермесом могла исходить и от возлюбленной Орфея: нимфа всегда ассоциировалась с легкомыслием, и, например, Гамлет, видимо, хорошо это знал. Недаром он именует Офелию нимфой. «О, нимфа, помяни мои грехи в твоей святой молитве!.. – саркастически молвит он ей. – А-а! Ты честная девушка?».
192
См.: Нильссон М. Греческая народная религия. – СПб.: Алетейя, 1998. – Илл. № 3.
193
Фрагменты ранних греческих философов / Изд. подг. А.В. Лебедев. – М.: Наука, 1989. – Ч. 1. – С. 65.
У древних греков бытовало мнение, что общение с нимфами чревато катастрофой. Если человек сходил с ума – рождалась молва, что им завладели нимфы 194 . Вместе с тем архаическое сознание приписывало умершим сильнейший половой голод 195 , и смерть мыслилась в образе свадьбы 196 . Она толковалась как любовное похищение. Смерть и любовь воспринимались как две стороны одной и той же силы. Вяч. Иванов объяснял эти факты общим для древнего миросозерцания представлением о коррелятивной связи между смертью и половой силой, нашедшей выражение в культе подземного Зевса – Мейлихия и в культе Мейлихии – гробовой Афродиты 197 . В мировой литературе немало сочинений на тему «Mors – Amor». На русской почве эта проблематика декаданса особенно актуализована культурой Серебряного века.
194
Нильссон М. Указ. соч. – С. 20.
195
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. – С. 251.
196
См.: Софокл. Антигона. Стихи 876–880, 891–892. Также: Молок Д.Ю. Черты имплицитной мифологии в надгробиях греческой классики // Жизнь мифа в Античности: В 2 ч. – М., 1988. – Ч. 2. – С. 152.
197
Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. Указ. соч. – С. 21.
Безусловно, утончая мортально-эротическую тему, французский писатель и философ М. Бланшо писал: «Вовсе не Афродита небесная или ураническая, довольствующаяся лишь любовью к душам (или мальчикам), не Афродита земная или площадная, влекущаяся лишь к плоти, включая и женскую плоть; Вы – не та и не другая, Вы – третья, самая безымянная и страшная, но именно поэтому и самая любимая. Вы таитесь за той и другой, Вы неотделимы от них, Вы – Афродита хтоническая или подземная, которая принадлежит смерти и ведет к ней и тех, кого избирает она, и тех, кто избирает ее» 198 .
198
Бланшо М. Неописуемое сообщество. – М.: Моск. филос. фонд, 1998. – С. 64.