Культурология. Дайджест №3 / 2016
Шрифт:
Человечество издавна знало кризисы, вызывавшиеся стихийными силами природы, как то: землетрясения и наводнения, засухи, эпидемии и т.д. «Однако кризисы эти порождались внешними для человека причинами, и сам он был лишь их жертвой. Кризисы же, с которыми пришлось столкнуться современному человечеству, являются уже результатом деятельности самого человека», т.е. имеют антропогенный характер (9, с. 14–15).
Вывод напрашивается сам собой – должна меняться природа человека, в частности его ментальность. Таинственность и загадочность человеческой природы останутся с ней, тем человек и интересен. Только бы не потерять в этой таинственности светлый лик человека духовного, сверхчеловека.
1. Бердяев Н.А. Избранные произведения. – Ростов н/Д: Феникс, 1997. – 542 с.
2. Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии. – Paris.: Ymca-press s.d., 1939. – 224 c.
3. Губин В.Д., Некрасова Е.Н. Философская антропология. – М.; СПб.: Университетская книга, 2000. – 240 с.
4. Дробжев М.И. Проблема человека в русской религиозной философии ХIХ – первой половины ХХ века. – Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. – 320 с.
5. Корольков А. Духовные основания русской школы. – Бийск: НИЦ БПГУ им. В.М. Шукшина, 2004. – 165 с.
6. Любутин К.К. Философия в современном мире // Философская антропология: Историко-филос. анализ. – Екатеринбург; Нижневартовск: Изд-во Уральского ун-та, 1997. –
7. Мамардашвили М.К. Мысль в культуре // Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. – М.: Прогресс, 1992. – С. 143–154.
8. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // Мамардашвили М.К. Необходимость себя: Введение в философию. – М.: Лабиринт, 1996. – С. 351–359.
9. Мищенко В.И. Человек у «ящика Пандоры»: (Глобальные проблемы современности) // Человек: Грани филос. рефлексии. – М.: МГУ, 1996. – С. 12–20.
10. Некрасова Е.Н. Проблема человека в русском экзистенциализме (Этический аспект) // Человек как философская проблема: Восток – Запад. – М.: Изд-во УДН,1991. – С. 106–117.
11. Самохвалова В.И. Сверхчеловек: Образ, метафора, программа: Монография. – М.: Ваш формат, 2015. – 400 с.
12. Свендсен Л. Философия зла: Пер. с норв. – М.: Прогресс-Традиция, 2008. – 352 с.
13. Франк С.Л. Непостижимое: Онтологич. введение в философию религии. – Paris: Ymca-press, 1939. – 72 c.
14. Франк С.Л. По ту сторону правого и левого. – М.: Худ. лит., 1965. – 614 с.
15. Франк С.Л. Реальность и человек: Метафизика человеческого бытия. Paris: Ymca-press, 1956. – 416 c.
Сверхчеловек: Образ, метафора, программа 43
В настоящей монографии представлено исследование понятия и проблемы сверхчеловека – как они присутствуют в традиционных учениях, различных религиозных системах, мифах, в современных культурных представлениях.
Книга состоит из предисловия, введения, пяти глав и заключения.
В кратком предисловии автор отмечает, что исходит в своем исследовании из такого понимания сверхчеловека: сверхчеловек – это «человек, способный последовательно, ответственно и действенно сопротивляться возможной инволюции в себе, варварству в обществе; он способен грамотно работать с самим собой, изживая в себе негатив разнообразной природы и содержания, корректируя тенденции к деградации (нравственной, духовной, волевой…). Он обладает способностью к творчеству, создает образ должного и желаемого будущего; он обладает волей к последовательному осуществлению этого будущего» (с. 4).
43
Самохвалова В.И. Сверхчеловек: Образ, метафора, программа. – М.: Ваш формат, 2015. – 400 с.
В монографии рассматриваются правомерность и актуальность современной постановки проблемы сверхчеловека. Отмечается, что и у проблемы, и у самого этого термина весьма неоднозначная «репутация». Кроме того, «в каком-то смысле наше время, не без сожаления и уже не без основания называемое некоторыми безвременьем, в самом деле может показаться не самым удачным моментом для постановки проблемы сверхчеловека» (с. 5). Однако в то же время это – «момент уже более неотодвигаемый, когда становится уже просто необходимо говорить о человеке, о самом содержании, смысле и потенциале этого понятия, о смысле и перспективах самого человеческого бытия, которое не хотело бы исчезнуть» (с. 5). Автор с сожалением отмечает, что из сферы современной науки оказалась почти полностью элиминирована традиционная этическая проблематика – даже в вопросах, непосредственно затрагивающих перспективы существования человека. «И, кроме того, совсем уходит из обсуждения проблема должного, проблема идеала. Отсутствие героя, без которого общество становится безликой, не имеющего духовного измерения и человеческой перспективы толпой…» (с. 8). Эта бесформенная текучесть бездумно функционирующей массы, отмечает автор, как бы по определению не подразумевает самой возможности появления исключительных личностей. «Мир маленьких людей с маленькими интересами и мелкими проблемами, с мелкими ценностями и устремлениями, маленькими мечтами и желаниями, мелкими играми и целями все чаще становится как непосредственно окружающей реальностью, так и предметом современного искусства» (с. 8–9). В свое время, подчеркивает автор, в условиях подобной же пошло-монотонной атмосферы современного ему буржуазного общества с его бездуховностью и лицемерной моралью, перед лицом растекания качественного содержания человека, в неподготовленное сознание филистерского мещанского большинства «буквально вбрасывает свою идею и свой образ сверхчеловека Ф. Ницше» (с. 9).
Ницше создает образ, ставший как бы вызовом обществу, в котором «многие были склонны с некоторым опасением усматривать определенные черты античеловека» (с. 10). Однако истинный смысл его идеи был направлен против подобного неадекватного понимания созданного им образа. «Желая создать образ человека активного и ответственного, Ницше в некой эпатирующей, хотя как бы и в неявной, непрямой форме ставил вопрос о качестве современного ему человека, о его способности быть и оставаться человеком в сложных обстоятельствах и неблагоприятных… условиях, имея в себе и являя миру внутреннюю твердую духовную основу к сопротивлению и действию» (там же). Созданный им образ есть, полагает автор, как бы общая характеристика представления о человеке, опредмеченная проекция желаний и представлений самого Ницше о действительных человеческих ценностях. Здесь автор считает важным указать на существенное различие между понятием «сверхчеловек», ницшевским образом сверхчеловека и фрейдистским термином «сверх-Я». Фрейдистский «сверх-Я» авторитарен и самоцентрирован, «этот термин из всей внутренней природы человека главным образом выделяет и учитывает отнюдь не сверх-, но как раз бессознательные и предсознательные побуждения и обусловленности» (с. 11–12). Все такие и подобные им аспекты создают, по мнению автора, определенные трудности для адекватного понимания проблемы. Определенную трудность в трактовке проблемы сверхчеловека представляет также и то, что «в самом значении этого понятия, кроме необходимо конститутивных этических коннотаций, присутствует и ощутимая смысло-понятийная двойственность…» (с. 12). В одном случае понятие «сверх» означает высшую степень присутствия какого-либо качества внутри тех рамок, что определяют идентичность объекта. В другом случае понятие «сверх» означает как бы преодоление самого этого качества «через превосхождение его в устремленности к иному, более высокому одновекторному качеству, уровню или состоянию; в этом случае качество выходит за рамки, за пределы идентифицирующего его определения…» (там же). Проблема во многих отношениях оказывается достаточно сложной, ибо предполагает необходимое приобретение человеком и многих качеств, которые в определенной степени изменяют его прежний статус, «но одновременно важно, чтобы чаемый многими поколениями мыслителей-мечтателей, романтиков и максималистов, высший человек, сверхчеловек не оказался при этом неким вышедшим за пределы всего человеческого созданием…» (там же). В связи со всем этим представляется важным и актуальным разговор об аутентичной природе человека и о конститутивных ее составляющих.
Автор подчеркивает, что если вернуть слову «сверхчеловек» его подлинный настоящий смысл (в частности, тот, в каком его употребил в свое время И.Г. Гердер), то «смысл программы сверхчеловека вполне можно понимать
Автор предлагает отвлечься от некоторого отрицательного «шлейфа» данного термина и признать сам термин «сверхчеловек» достаточно значимым, не ограниченным каким-либо историческим или узким национально обусловленным смыслом. «Сверхчеловек, и это принципиально, в аутентичном его понимании действительно выступает как антагонист – но вовсе не человеку и его традиционным ценностям, а утверждающемуся в мире и становящемуся угрозой для мира (в том числе и угрозой для самого человека) – античеловеку» (с. 35).
Возврат интереса к постановке вопросов, известных с давних времен, их своеобразная «реанимация» может быть, полагает автор, связана с тем, что в свое время они не нашли (и, возможно, объективно не могли найти) в полной мере адекватного, удовлетворительного разрешения. «Человечество в той или иной форме сохраняет память о своих героях, мечтателях, первопроходцах, каждый из которых в чем-либо продвинул нужные события, открыл новые качества и грани человеческого характера, осуществил высокую мечту, постиг или помог постичь истину…» (с. 37). Эта память человечества нашла свое выражение, в частности, в создании различных образов сверхчеловека. «При этом в создании образов собственно сверхчеловека выделялись представления о том, какова при этом есть (должна быть) истинная, аутентичная человеческая природа в ее высшем проявлении, развитии и совершенствовании» (там же). Говоря о человеке и проблемах его бытия, его сознании и его установках, мы опираемся, как отмечает автор, на неоспоримую истину – наличие у человека личности, формирование, становление и развитие которой является «культурно-историческим завоеванием» человека, «что и обусловливает для него возможность именно сознательного отношения к себе как к человеку, а также означает осознание им подлинной реальности своего “я” и определенным образом формирует и окрашивает способность не только познания окружающего мира, но и самопознания» (с. 41). Именно личность как особая структура, замечает автор, образует неповторимость соединения в сознании человека действительного и возможного, вероятного и невероятного, данного и должного, реального и потенциального. «Все это показывает важность активности формирующего личность сознания, которое определяет, выстраивает должный порядок бытия человека и помогает ему реализовать этот достойный его порядок» (с. 42). Автор подчеркивает, что поступательное движение развития и общества, и человека, а также его представлений о мире и о себе, не является единственно возможным, как бы гарантированным человеку, «и человек не может забывать о подстерегающих его опасностях нисхождения в своем пути к развитию, об угрозе деградации и вырождения» (с. 44). Именно в силу этого проблема человека, который во многом сам выбирает себе идеал, не перестает быть актуальной во все времена. «Это человеческое умение выбирать и формулировать себе идеал определяет и содержание человека, и характер развития общества» (там же). В то же время, замечает автор, странность или несвоевременность предлагаемого разговора о сверхчеловеке в современном обществе может не только ощущаться, но особо наглядно выступать (представляться таковой) в контексте очевидного состояния современного общества и самого современного человека. Это оказывается возможным «ввиду распространенных ныне форм некоей общей “порчи социокультурного контекста”, в частности ввиду превышения допустимого уровня дезориентации сознания и невротизации психики, что вызывается несовпадением естественных (и привычных) ритмов жизнедеятельности человека и темпов развития информационно-технических качеств среды» (с. 47–48). Кроме того, как это представляется очевидным для многих, отмечает автор, о каком сверхчеловеке может идти речь в условиях психосоциальной нестабильности, «когда и нормальная по-человечески осуществляемая жизнь порою требует от обычного человека сверхусилий, сверхвыдержки, сверхизобретательности?» (с. 48). Эта необходимость проявления сверхусилий в условиях микрозначимых по большому счету обстоятельств дезориентирует сознание и волю «несомасштабностью условий и требуемых качеств» (там же). Здесь автор ссылается на слова К.Г. Юнга, который полагал, что «самое трудное – это ощущать себя современным внутри самой современности» (цит. по: с. 50), а также на замечание П.С. Гуревича о том, что «знание о человеке в современной философии становится все более фрагментарным» (цит. по: там же). При этом автор подчеркивает, что подобная фрагментация становится принципиальной установкой в постмодернизме, который при этом ссылается на утрату самим человеком определенности, следовательно, возможности быть определимым. «Человек распадается, не располагая ни какой-либо своей идентичностью, которая произвольно возникает и распадается в ходе его функционирования, ни центрированностью на определении его сущности и самосознания, которые выступают виртуально, так же случайным образом возникая и распадаясь в процессах коммуникаций» (цит. по: с. 50). О сложности адаптации к реальной действительности, «непредсказуемыми трансформациями которой управляют многолико-неразборчивые пульсации бессознательного», пишут многие представители постмодернизма. Как подчеркивает автор, пытаясь сформировать основы новой рациональности, более соответствующей самому духу современности, представители постмодернизма «размыли основы мышления… и лишили его привычной логики, выступив, в частности, с критикой Аристотеля как основателя классического ее варианта…» (с. 52). В постмодернистской конструкции мира, по словам автора, исчезает стержень истины, скреплявший ее и дающий возможность понимания мира, познания его и выстраивания адекватного отношения к нему. «И если фигура и личность Ницше неизменно выступают в его произведениях со всей определенностью, то постмодернистская “смерть автора” ведет к утрате определенности в изображении и оценке действительности…» (с. 55). Торжество иррационализма – программного, как в постмодернизме, или скрыто присутствующего как фон и основа, к которым обращена массовая культура, привело, по словам автора, к разрастанию стихии хаоса, захватывающего то мыслительное пространство, которое, казалось бы, давно уже было отвоевано познанием. «Рационализм является единственной альтернативой дегуманизации, но чтобы противостоять иррациональности современного массового общества, современный рационализм должен быть выстроен на качественно новых основаниях… Однако вместо этого постмодернисты, заявившие о готовности сформировать новую рациональность, разрушили основные опоры организации адекватного мышления, понимания, познания. А Ницше, как мы помним, способность вместить истину считал необходимым показателем истинного человека» (с. 57). А сверхчеловек для Ницше – это в ценностном смысле «окончательно сформулированный образ, выражающий постоянное и непрерывное устремление к заявленной цели и вместе с тем – подвиг преодоления, на который человечество должно решиться, ибо его дух устремлен в будущее» (с. 59). Автор подчеркивает, что в условиях, когда человек фактически расписывается в своей личностно-человеческой несостоятельности, переживает глубокий кризис своей идентичности, когда он не может определиться с самим собой, в атмосфере всеобщего смешения, апатии и в то же время бессмысленной и мелочной суеты, «оживление образа сверхчеловека, возвращение этой проблемы в круг актуальных и обсуждаемых может стать и раздражителем, и стимулом, и даже некоей провокацией, необходимой для пробуждения от нездорового сна, грозящего перейти в летаргический» (с. 59–60). Построение образа сверхчеловека, с точки зрения автора, – это не бегство от реальности и не приспособление к тем или иным ее «отклоненным» формам, но развернутая парадигма преодоления существующей реальности во имя построения более широкой и естественной новой реальности. «Истинный гуманизм не в том, чтобы застыть на месте, в самолюбовании и благости распевая себе дифирамбы, но в том, чтобы помочь человеку в себе стать таким, каким он может и должен стать по высшему замыслу о нем» (с. 156).