Купание голышом
Шрифт:
Центр аквариума украшали керамические обломки судна – шхуны, носом зарывшейся в гальку. Джои пошарила в кармане джинсов, достала платиновое обручальное кольцо и подбросила его на ладони. Нет нужды читать гравировку, Джои знала ее наизусть: «Джои, девушке моих сладких снов. С любовью, Ч. Р. П.» Джои сжала кольцо, а другой рукой приподняла крышку аквариума.
– Твоих кошмаров, кретин, – сказала она. – Девушке твоих ночных кошмаров.
Чаз удобно устроился за кафедрой. Окоченение в шее чудом прошло, и струпья на лице перестали зудеть.
– Я тысячу раз прокручивал трагедию в уме, – говорил он, – и поневоле считаю
Чаз знал, что рискует, излагая столь неприкрытую ложь перед лицом потенциальных свидетелей, – любой приличный адвокат ему бы отсоветовал. Но Чаз считал, что важно показать Ролваагу: он придерживается своей первоначальной версии. В то же время он не мог устоять перед возможностью подтвердить догадки, что Джои боролась с внутренними демонами столь ужасными, что никому не поверялась и даже могла покончить с собой.
– Я проигрываю этот вечер в памяти снова и снова, – продолжал Чаз, – но вопросов всякий раз больше, чем ответов. Многие ли из вас читали книгу «Мадам Бовари»?
Как и ожидалось, все члены кружка книголюбов подняли руки. А также Карл Ролвааг и еще человек десять.
– Джои читала этот роман в нашем круизе, – сообщил Чаз. – После мне стало интересно, и я тоже его прочел. – На самом деле он одолел два абзаца краткого содержания на сайте поклонников Флобера в Интернете. – В нем говорится о юной француженке, которой скучно и грустно. Она выходит замуж за одного человека, в надежде, что он сделает ее жизнь волнующей и полной… за доктора, – треснувшим голосом добавил Чаз, чтобы даже самые тупые слушатели уловили связь. – Это очень печальная книга, потому что мадам Бовари все равно не удовлетворена, и ни одна из ее выходок не приносит ей счастья надолго. В финале эта бедная запутавшаяся женщина кончает жизнь самоубийством.
В церкви повисла неловкая тишина. Чаз продолжал без паузы:
– Признаюсь, после прочтения этой книги я был сильно подавлен. Я все гадал – вдруг и моя Джои тоже была несчастна. Вдруг она в чем-то походила на беспокойную жену из романа, вдруг она прятала от меня эти чувства. – Чаз опустил голову и поник плечами. Снова подняв голову, он увидел, что шантажист, похоже, дремлет. Выражение лица Ролваага (или отсутствие выражения) совсем не изменилось.
– Но я все думал и думал об этом, – продолжал Чаз, – и, поговорив со многими из вас, знавших и любивших мою чудесную жену, – (еще одна возмутительная ложь – он никому не перезвонил), – я как никогда уверен, что в душе она была очень счастливым человеком. Светлым, как сказал ее брат. Фейерверком, как ее описала ее дорогая подруга Роза. Бойцом и оптимисткой, любившей жизнь. Такую Джои Перроне я знал. Такой Джои Перроне я восхищался. И по такой Джои Перроне…
В этот миг внимание Чаза отвлекла одинокая фигура, весьма неуклюже вошедшая в церковь на костылях.
– …я буду скорбеть…
Женщина, разглядел Чаз, которая целеустремленно ковыляет по центральному проходу.
– …весь остаток моей…
Какая-то кудрявая корова с загипсованной ногой испортила его грандиозный мелодраматический финал. Кому хватило грубости выкинуть подобный трюк?
– …моей, э-э-э… моей…
Рикка.
«Нет! – подумал Чаз. – Быть не может».
– …моей жизни, – проскрежетал он, хватаясь за края кафедры.
Собрание заметило, как он покачнулся, и по залу прокатилась волна беспокойных перешептываний. Чаз заставил себя смотреть в сторону, пока Рикка садилась рядом с шантажистом, – тот вежливо забрал у нее костыли и уложил их под скамью.
«Ебаный в рот».
Спертый воздух зашипел, покидая легкие Чарльза Региса Перроне. Чаз шатко попятился и побрел к ризнице, глотая воздух ртом, словно обреченный тунец. Он добрался до двери, и ноги его превратились в лапшу. Тул поймал его на пути к полу. Чаз закрыл дрожащие веки под нежную гармонию «Куда исчезли все цветы?» [72] – гладкого и уместного продолжения его речи в исполнении «Акта покаяния».
72
«Куда исчезли все цветы?» – песня фолк-исполнителя и композитора Пита Сигера (р. 1919), ошибочно считается народной.
Рикка прошептала Мику Странахэну:
– Ты был прав насчет этого кретина. Он убил свою жену. Он мне сам сказал.
– Что с тобой произошло?
– Если вкратце – он отвез меня в глушь и застрелил. Представляешь?
Странахэн ответил, что еще как представляет.
– Что ты тут делаешь?
– Пугаю его, – ответила Рикка. – Это глупо, но я хочу, чтобы Чаз увидел, что я жива. Что он со мной сделает в церкви?
– Ты уже была в полиции?
– Нет еще, но собираюсь.
– Можно тебя кое о чем попросить? Подожди пару дней, а?
Рикка улыбнулась:
– Так ты вправду его шантажируешь.
– Еще лучше, – ответил Странахэн. – Но ты поосторожнее. Чаз будет настаивать на встрече. Умолять, рыдать, а может, даже обещать тебе златые горы за молчание.
– После чего попытается убить меня еще раз.
– Именно. Но я дам тебе телефонный номер. Обязательно позвони, прежде чем встретиться с Чазом.
Странахэн нацарапал номер на обороте молитвенной карточки. Рикка не узнала ни имя, ни номер, но засунула карточку в сумочку. Гитарное трио доиграло песню, и в церкви воцарилась тишина. Корбетт Уилер вернулся на кафедру.
– Это был очень тяжелый день для многих из нас, – сказал он, покосившись на ризницу. – Что касается меня, я до сих пор не могу поверить, что моей сестры больше нет. Мне все кажется, что лишь сегодня утром она смеялась над моими фермерскими башмаками и аборигенской прической.
Все захихикали, но только Странахэн понял скрытую шутку. Джои безжалостно подкалывала брата, когда тот одевался для церемонии.
– Спасибо вам всем, что пришли сегодня и поделились своими воспоминаниями. Джои была бы очень тронута, – в заключение сказал Корбетт. – Я знаю, что многие из вас хотели бы выразить сочувствие ее мужу, Чазу. Он будет ждать вас у входа.
– Чудесно, – пропела Рикка.
– Тише едешь – дальше будешь, – предупредил ее Странахэн.
Чарльз Перроне больше всех был ошеломлен тем, что будет на выходе из церкви Святого Конана лично общаться со скорбящими. Он канючил, что слишком слаб и вне себя от горя, но брат Джои схватил его за локоть и приказал взять себя в руки. Тул даже не попытался вступиться за Чаза – вместо этого он остановился у алтаря и уставился на фотографию покойной жены доктора. Тул впервые видел портрет Джои Перроне, и она кого-то ему напоминала.