Купание голышом
Шрифт:
Вот только кого? Тул не помнил. Таков один из недостатков наркотических пластырей – временами путают память.
Он вышел на улицу и нашел себе тенистое местечко под баньяном. Он улегся поддеревом, опершись головой о ствол. Наблюдая, как Чаз пожимает руки и обнимается на ступенях церкви, Тул снова подумал о фото миссис Перроне. Как такую симпатичную, сообразительную на вид девушку угораздило клюнуть на такого дерьмового проныру? Никакой справедливости в этом мире – это уж к гадалке не ходи.
Тул рассердился, когда какой-то человек
– Помнишь меня? – спросил человек.
– Еще бы. – Парень, который ударил его по горлу в ту ночь дома у Чаза. Шантажист.
Глаза Тула сузились:
– Тебе повезло, что мы не одни.
– Ничего удивительного, что ты злишься. Я тебе здорово врезал.
– В следующий раз посмотрим, приятель.
– Об этом я и хочу поговорить. – Шантажист понизил голос. – О передаче денег.
– Чё это?
– Шантаж. Заплатить.
– А, ну да. – Тул неловко поерзал. Его зад неудачно ткнулся аккурат в нарост на корне баньяна, и тот впился прямо во вросшую пулю.
– У меня такое ощущение, – сказал мужчина, – будто Чаз собирается выкинуть некую несусветную глупость. Это повредит и ему, и мистеру Хаммернату.
– Не волнуйся. Пока я тут, ничё он не выкинет.
– Рад слышать. – Шантажист указал на двери церкви. – Узнаешь вон тех двоих?
Тул прищурился:
– Один – коп.
Верно, детектив Ролвааг. А темноволосая леди на костылях?
Может, и узнаю. – Тул сунул руку в комбинезон и очесал промежность.
Шантажист сказал, что женщину зовут Рикка Спиллман.
– Твой подопечный тут недавно среди ночи пытался ее кокнуть.
– Серьезно? – спросил Тул, хотя сам знал, что это правда. Еще он знал, что должен рассказать Реду, потому что это серьезно. Доктор пошел и застрелил девчонку, которая, вместо того чтобы тихо помереть, сейчас болтает с копом. Тул поднялся и помассировал ягодицы. Старая винтовочная пуля натирала копчик.
Шантажист тоже встал.
– Я пока предпочел бы не пересекаться с Ролваагом, – сказал он, – так что пойду-ка я отсюда.
Тул пожал плечами. Он заметил, что к женщине на костылях подходит брат миссис Перроне, овцевод. «Час от часу не легче», – подумал Тул.
Шантажист сказал:
– Как бы там ни было, я сожалею насчет того, что произошло на прошлой неделе в доме.
– Мы с тобой еще не закончили, – произнес Тул.
– Я так и понял.
– Слушай, а где твоя подружка? Та, которая была во Фламинго?
– Дома, пулеметы чистит.
Тул не разобрал, шутит ли парень. И тут, как гром среди ясного неба, его озарило: так вот на кого похожа фотография на алтаре – на подружку шантажиста! Ночью в доках было темно, но, насколько он смог разглядеть ее лицо, она сильно напоминала мертвую женщину на фотографии. Черт, может, они родня? Может, шантаж – это на самом деле месть?
– Мистер, мож я вас спрошу? – сказал Тул.
– Неа, – ответил шантажист и отчалил.
В некотором роде Чаза Перроне утешало, что Корбетт Уилер стоит рядом и разделяет бремя сердечности. Тяжело быть вежливым и участливым, а уж притворяться – тем более. Чаз выдерживал не более двенадцати секунд искреннего сострадания от каждого желающего, а затем передавал его дальше, как мешок с песком. По встревоженным лицам он заключил, что выглядит, должно быть, страхолюдно – озноб, мокрая верхняя губа, гноящиеся москитные укусы. Но в его роли ему это все на руку – скорбящий муж распадается на части.
Рукопожатие и объятие.
Рукопожатие и объятие.
Чаз Перроне старался сохранять приличествующую маску скорби, но ощутил, как губы сложились в уродливый оскал, когда очередь дошла до шантажиста. Тот вложил конверт Чазу в руки, наклонился ближе и, подделываясь под Чарлтона Хестона, произнес:
– Я слышу вертолеты, Чаззи.
Чаз невольно глянул вверх, но увидел только самолетик, который летел к берегу, волоча за собой рекламу «Будвайзера».
– Увидимся завтра вечером, – пообещал шантажист и ушел.
У Чаза не было времени психовать: он увидел, как Рикка демонстративно болтает с Ролваагом бог его знает о чем. Детектив казался радушным и непринужденным – вряд ли ему только что сообщили о попытке убийства в Локсахатчи. Чазу только и оставалось психовать, чтобы не рвануть в кусты, как заяц.
Чаз пал во влажные объятия миссис Рагузо, зареванной и смутно попахивающей моцареллой, и в ужасе услышал, как Корбетт Уилер извиняется и отходит. Пришпиленный к груди миссис Рагузо, Чаз безутешно наблюдал через ее плечо, как брат Джои фланирует к Рикке и завязывает разговор.
«Невероятно, – подумал Чаз. – Я влип».
Через пару секунд Рикка уже ковыляла к нему, а Корбетт Уилер шел впереди. Чаз высвободился из объятий миссис Рагузо, но бежать уже было поздно.
– Твоя домработница, – сказал брат Джои, – хочет поговорить с тобой наедине.
– Конечно, – сказал Чаз, подумав: «Домработница? Боже, она никогда не даст мне об этом забыть».
Корбетт Уилер взял на себя основные утешительные обязанности, и Чаз отошел. Рикка стояла в стороне и смотрела на него тепло, как барракуда. Ее костыльная трехно-гость исключала примирительные объятия.
– Нам надо поговорить, – почти прошептал он.
– Отсоси себе сам, Чаз.
– Я в ту ночь с катушек слетел. Совсем выжил из ума.
– Расскажешь это присяжным, жалкий урод, – парировала Рикка.
– Да, и извини, что обчистил твою квартиру. И избавился от твоей машины, – продолжал Чаз. – Я запаниковал, золотце. Ну, что тут скажешь?
– Ну и дерьмово же ты выглядишь. Это у тебя на лице что, гангрена?
– Москитные укусы. Я загибаюсь от западно-нильского вируса.
– Прекрасно. Надеюсь, у тебя яйца отвалятся, – порадовалась Рикка.