Купип
Шрифт:
— Милый, милый профессор Бабер! — ахнула Люся, — мы будем так молчать, так молчать… Безумно молчать будем. Я и Устрицыну ничего сказать не позволю!
— Вот еще! — возмутился Устрицын. — Она не позволит! Ишь, какая нашлась! А кто еще тебе позволит мне не позволить.
Люся широко открыла глаза, и ее косички запрыгали.
— Мне твоя мама, — тут Койкин громко засопел, — твоя мама сама сказала: — Люсяночка, следи за Устрицыным, он маленький, как микроорганизм…
Койкин снова вздрогнул, но профессор оставался погруженным в глубокую задумчивость.
— Внимание! — возгласил он наконец. — Я направляюсь в такое место, которое лежит ближе к центру земного шара, чем мы сейчас находимся. Ближе, чем когда-либо человек приближался к центру земли. Ближе, чем он когда-нибудь к нему приблизится… В ближайшее время, понятно. Я говорю — в ближайшее время… Я полагаю, это место на десять или даже на пятнадцать километров ближе к центру, чем мы.
— Бабер! — ахнул Койкин. — Да как же ты туда попадешь? В такую глубь? К центру земли? На дирижабле? Это невозможно!
— Это возможно, мой добрый капитан, — задумчиво произнес профессор Бабер. — Вполне возможно. Это абсолютно просто. Вот первый признак, по которому вы меня разыщете. Уважаемый товарищ Устрицын, ты записал первый пункт?
— Угу, записал! — промычал Николай Андреевич.
— Так, — сказал Бабер, распутывая свою бороду. — Теперь второе. Гм… Да!.. Я думаю так… Вот что, капитан Койкин: вообрази, что ты прибыл на Землю Пири. На крайний север Гренландии. Вообразил? Ты вынул компас и повернулся лицом туда, куда показывает своим вороненым концом его стрелка. Представил?
— На север? Представил! — отозвался капитан, набивая трубку и с видимым усилием морща лоб.
— Стрелка компаса, — торжественно возгласил профессор, — эта вечная путеводительница капитанов, смотрит, допустим, в эту сторону, вон туда, — махнул он рукой на шкаф. — И ты, мой славный капитан Койкин, ты тоже смотришь туда. И все купипские достопочтенные и хитроумные ребята стоят сзади за тобой на Земле Пири, на севере Гренландии, и смотрят туда, куда показывает синий конец магнитной стрелки. Так вот, если ты вообразил себе ясно все это, тогда знай: надо повернуться под прямым углом вправо и лететь в эту сторону все прямо, все прямо и пролететь так много сотен километров и опуститься в некоторой точке Земли. Да-с! В некотором пункте. Около этого места я и буду ждать вас. Дорогой Устрицын, ты записал мое второе определение?
Ребята зашевелились. Устрицын стал писать быстрее. Люся Тузова во все глаза смотрела на Бабера, и ее губы что-то шептали. Лева Гельман поднял было палец ко лбу, да так и остался сидеть.
Наконец Койкин сердито запыхтел своей трубкой. Синие клубы дыма поднялись под потолок к развешанным там чучелам диких зверей и моделям удивительных летательных приборов.
— Профессор! — вскричал капитан. — У меня уже ум за разум заходит! Стрелка показывает на север? Вправо будет восток? Пролетев много сотен километров от Земли Пири к востоку, куда же я попаду? В открытое море? Где же ты будешь там меня ждать? Среди моря на камушке, — так, что ли? И почему там такая яма, на 10 километров глубиной? Ты не шутишь, Бабер?
Профессор Бабер вздохнул:
— Нет, я не шучу, мужественный капитан. Там я и буду вас ждать. Ты подумай немножко.
— Подумай! — закричал вдруг Койкин. — Подумай! Что за «подумай»! Я, брат Бабер, старых правил капитан — с 1903 года. Меня, брат, особенно думать-то не учили. Не так, как нынче. Мое дело было не думать, а командовать: «Эй, там, на баке!» И все тут. Ты меня тоже курам на смех думать не заставляй — и все тут! Я без думанья: прикажешь прибыть в эту чортову яму и прибуду, хотя бы она в тартарарах была…
Он задохнулся.
— Бабер! А, Бабер! — начал он вдруг совсем другим, нежным и жалобным голосом. — Ну что тебе стоит? Брось ты нам загадки-то загадывать. Скажи, где это место? Ну хоть одну долготу скажи…
Профессор Бабер поднял голову и, спустив с носа две пары очков, посмотрел сквозь третью пару на капитана добрыми, участливыми глазами.
— Ах, капитан, капитан! — с мягким укором сказал он. — Горе мне с тобой. Нет. Никак. Не могу тебя отнести к самым хитроумным ребятам. Никак! Ни в коем случае! Не могу я тебе сообщить долготы этого места. Не то, что не хочу, а не могу. У этого места нет никакой долготы.
— Нет долготы! — так и подскочил капитан Койкин. У этого места нет долготы? Славное местечко, клянусь утлегарем. Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Ребята! Вы слышали? Молчать! Приказываю вдуматься! У места — нет долготы. А широта-то у него есть? Хоть какая-нибудь завалящая? Устрицын, ты вдумался? Место без долготы! Девица! Как с твоей просвещенной точки зрения? Нет долготы! А? Ну, Бабер, уморил!
— Широта у этого места есть, Койкин! — кротко ответил Бабер. — А долготы нет. И это совсем не смешно.
— Долгота равна нулю? — вдруг живо спросил Лева Гельман.
— Нет, глубокочтимый товарищ Лева. Долгота этого места не то, чтобы была равна нулю. У него просто нет долготы. И нулевой тоже нет. А если нулевая есть, то тогда есть и любая другая, какая угодно… Ну-с, товарищ Устрицын, Николай Андреевич! Вы, я полагаю, записали и этот, важнейший, третий пункт моего определения? Я советую тебе, Койкин, после того, как «Купип-01» покинет ангар, посовещаться с самыми хитроумными членами Купипа. А если они не догадаются, запроси у других ребят со всего СССР. Запроси через журнал «Костер», что это за место? Тогда можно будет обсуждать этот вопрос, потому что я уже улечу. Тайна перестанет быть тайной. И, наконец, — ба! — да как мне это раньше не пришло в голову?! Наконец ты можешь в момент моего отлета очень ясно установить, куда именно я направился.
— Ты полетишь из Ленинграда?
— Конечно, мой старый капитан, конечно. Я взлечу с нашего купипского аэродрома, в 14 километрах от Ленинграда, возле села Пулкова.
— Я знаю Пулково! — пискнула Люся. — Туда автобус № 3 ходит. Мы там весной пили клюквенный квас…
— Вот, вот!.. — подтвердил Бабер. — Именно: клюквенный. Я взлечу оттуда и направлюсь к Ленинграду. Здесь, над одним из его зданий, я пущу зеленую ракету. От этого пункта дирижабль полетит все прямо. Совершенно прямо. Абсолютно прямо. Не сворачивая ни вправо ни влево. Он пролетит ровно 3330 километров. Не более, не менее. И он опустится. Там я и буду ждать вас. Вам достаточно только проследить направление моего пути над городом, перенести его на план Ленинграда, потом на карту СССР, потом на глобус… И все выяснится… Считаю заседание закрытым!