Шрифт:
I. Начало
Расцветала весна. Был вечер пятницы. Все столы в баре были оживлены. Стояла духота и добрый хмель. За дальним столом сидели трое. После короткого разговора о буднях перешли, наконец, отдыхать. Стояла пивная тарелка и три кружки лагера.
– Я расскажу тебе такую историю. – парировал журналист. – Работал со мной на студии парень по имени Алексей. Прозвище – «Витя». Энтузиаст талантливый, но глуповатый. У прозвища отдельная история. Повадились рыбачить с отцом на городской реке. Отдых, типа. Потом они эту рыбу ели… В итоге – пожелтели глазки.
– В смысле?
– Лямблии. Назвали ревит, за желтизну. Потом – Витя.
– Журналист-желтушник… – усмехнулся Гриша.
– В общем, кроме сюжетов для телеканала, снимал какие-то видео в интернете. Завёл там канал с «расследованиями». Уговорил начальника насчёт аппаратуры. Камера стоит миллиона два. Витя снимал себя на фоне стены… – говорил Максим. – Дело пошло. Одно расследование посмотрела прокуратура. Первые подписчики, так сказать. Возбудились. Кто-то даже сел. Витя вспыхнул: «сейчас всех бандитов раскассируем». После смены хватал с собой оператора. Снимал места работы коррупционеров, обожал фокус на развевающемся государственном флаге. Сюжеты выходили всё реже и качественнее.
Максим отпил пиво из кружки. Играл джазовый репертуар. Тусклый свет падал на плечи.
– Копнул под министра промышленности. Я говорю ему – «что ж ты делаешь…», развалился с кофейком, отвечает – «проливаю соль на глистов…!». Спустя месяц снял расследование про одного судью. Задохленькое, говоря честно. Но, видно, нащупал городской нерв. Вечером следующего дня к нему постучались. Открывает дверь. Стоит сухощавый невысокий мужик в простецкой одежде. Без биты, без оружия. Такие предупреждения опасней всего. Мотнул чёрным пакетом. Говорит: «двести тысяч. Забираешь, снимаешь бабочки».
– Двести тысяч…! – охнул Гриша. – Либо?
– Люди серьёзные. Без либо. Витя задумался. Собрался отказать… Вдруг говорит – есть у вас банковские реквизиты? Тот спрашивает – тебе ещё зачем? Витя настаивал – хочу номер вашего банковского счёта; и тогда согласен. Вскоре договорились. Витя получил реквизиты. И двести тысяч рублей наличными. С тех пор снимал сюжеты об открытии качелей, о гимнастике в скверах… И вдруг спустя три месяца на федеральном канале выходит «Пальмира».
– А, слышал! – сказал Богдан.
– Все слышали. Отделал мафию на чём свет стоит. – говорил журналист. – А ровно за день на банковском счету уже покоились двести тысяч с комментарием «я передумал. Возвращаю ваши деньги.».
– Дерзко. – сказал Гриша.
– Хитёр! – возник Богдан, несколько уже поддат.
– И в чём же хитрость? – остановился Максим.
– …Не знаю.
Максим посмеялся.
– Слушай. – продолжил он. – Витя знал человека, который вертелся в мутных темах. В основном фарцовка в КНР. Этот знакомый тогда порол схему весьма тёмных оттенков, и у него встало на границе. Почти два товарных вагона без сертификатов соответствия, с кухонной накладной – чистая паль и навар… Витя связался и влил в этот вопрос все свои две сотни. Знакомый раскланялся и раздал взяток; быстро наладил нити. Я в таком особо не разбираюсь, но Витя сам говорил, дело стало очень сомнительным – даже несколько пожалел. Рисковал замолчать бесплатно… – говорил Максим. – Однако через месяц схема взорвалась. Спустя два месяца он получил свои двести обратно и миллион сверху. – продолжал журналист. – Деньги бандитам вернул, и сразу опубликовал фильм, над которым работал полгода… За фильм позже Москва премировала – грамота и пятьдесят тысяч. Правда, он её так и не получил. Пропал без вести.
– Как?! – лопнул Богдан.
– Двести тысяч оказались из личных средств Франциска…
– Ё-моё…
– Об этом пируэте он всё выяснил… Вместе с Витей пропала без вести его девушка.
– Да уж… Рисковая схема. Жаль парня. – сказал Гриша и отпил из кружки.
– Жаль! – Богдану было, кажется, уже весьма хорошо, несмотря на несчастливую историю.
Гриша, один из трёх ребят, отдыхавших за этим столом, работал в самой большой курьерской службе подмосковья. Лет ему было 27. Роста немногим выше среднего. Симпатичной, даже красивой, удачной наружности. Но поунывший. Работал он пешим курьером. Это, пожалуй, ниже всех. Наравне с уборщиком офиса.
У Гриши не было по локоть левой руки. Рассказывать об этом случае он не любил. Ребята подшучивали: «мойте руку перед едой». Трудоустроиться Грише было нелегко. Поэтому на своей должности он работал ответственно и всегда выполнял план. Коллектив втайне прекратил приглашать его на встречи. Гриша не понимал почему. Он это узнал только когда новогодний корпоратив прошел мимо него. Ему сказали – была суматоха, всех обзванивали, до тебя не дозвонились – фальшивенько извинились.
Начальство приняло его показатели к сведению. На годовой период он получил новый план. Перестал справляться. Грише показывали статистику, она выглядела логично. Но раньше десять корреспонденций было сверх плана, а сейчас за девять – выговор. Мотивация Гриши упала.
Со своей одной рукой Гриша был похож на пугало. Его все любили. Никто не хотел показаться неправильным. Уступали в транспорте, хотя ему вроде несложно стоять. Придерживали двери. С Гришей никто не был груб и никто не хотел с ним близких отношений. Первое время Гриша радовался своей пенсии, потом подал на отказ. Иногда на него находили плохие мысли. Друзей у него не было. Эти двое – хорошие приятели из одной чат-игры. Познакомились на сходке два года назад. Никто уже не играет.
У Гриши была девушка. Её звали Катя. Гриша представлял её знакомым: «она хорошая». Гриша знал, что она его не любила. Но Катя встречала его с работы, отгоняла нехорошие мысли. Делала подарки на день рождения. Кате нравился его чай. Гришу пытались утянуть в сообщества инвалидов, где они цветут от жалости к себе, сидят на всех пособиях и пишут коллективные жалобы. Но Гриша знал, что нормальный. Он не жаловался на жизнь. Это грех.
Парни заговорили о политике. Беседовали об истории, перешли к реалиям страны, затем вернулись к своему городу.
– О том журналисте ничего не известно? – спросил Гриша.
– Ничего.
– Франциск, значит… – добавил Гриша.
– Это не тот, из-за которого прошлой весной перекрывали проспект… – затруднился Богдан.
– Тот самый. – опередил Максим.
– У приятеля моего друга братик… в скорой умер.
Максим пожал плечами и вздохнул.
– Кто он вообще такой…? – возмутился Гриша.
– Да это беспредел. – заговорил Максим, поставив пиво. – Всё погнило. И новое поколение на этом компосте уже взошло. Не знаешь, когда столкнёшься с чьим-нибудь сыночком. Столкнёшься, и всё. Финита поганая. – сказал он. – На нашу студию трижды по мелочам наезжали. Каждый раз с последствиями. Какая может быть журналистика? Но со мной ладно. Есть законы для журналистов, прикрываем друг друга тоже. А что делать остальным? Мужикам, студентам, матерям? Недавно на улице Блюхера малолетний петух влетел в остановку. Трое не вернулись с работы. Один – со школы. Во всех пабликах, на всех каналах. Но батя – зам. главы полиции. Так что годик условно. – Максим вращал на столе салфетницу. – Машину уже купил новую. Крутит подписчиков в инстаграме. Говна на отца – саквояж и два чемодана. А толку…? – говорил Максим. – Я скажу так, парни. В августе будет как четыре года я в журналистике. Нам сочувствует всё сообщество. Я давно принял бессилие. Снимаю говорящие головы и мероприятия, на жизнь хватает. Может, я слабак. Но я кормлю дочь…